Илья решил мысленно вызвать Шекспира и послушать, что тот скажет ему.
— Я не хочу иметь дела с тобой, — услышал он от Шекспира на чистейшем английском языке.
— Почему? — спросил Илья.
— Я ненавижу тебя, — услышал он и опять спросил, почему.
— Потому что ты жив, а я мертв. Я мертв, я погиб, я пустота, и у меня даже нет возможности достать петлю и пойти повеситься.
Все это было сказано на чистейшем английском. Илья никогда не был мистиком, он был человеком очень рациональным и здравомыслящим, даже в экстрасенсов не верил, он знал, что разговаривает, конечно же, с собственным подсознанием, а вовсе не с Шекспиром, но после такого ответа у него просто мурашки по спине побежали, и он поспешно сказал Шекспиру: «Гуд бай!» — и услышал от Шекспира: «Нот гуд бай, фэевел!» — и догадался, а потом проверил свою догадку по словарю, что «фэевел» означает «прощай».
Но с тех пор Шекспир стал частым собеседником Ильи. Правда, Илья всегда спрашивал Шекспира перед разговором, в каком тот расположении духа и склонен ли он к общению, на что обычно Шекспир отвечал утвердительно. Недавно Илья спросил у Шекспира, как он, Шекспир, относится к любви, и услышал в ответ: «Зэ лав из игзэджерейшн». Первые слова этой фразы «любовь есть» Илья знал, но «игзэджерейшн»? Илья еле-еле добежал до словаря и, прочитав, что это слово означает «преувеличение», был восхищен гениальностью шекспировского определения.
А в очереди к заветной комнате он теперь всегда был последним. Происходило это потому, что Илья так увлекался разговорами с Шекспиром и парадоксальностью его ума, что, естественно, пропускал время отметки и отлетал в конец очереди. Но, в конце концов, так ли уж важно, под каким номером ты стоишь в очереди, которой все равно нет и не будет конца? И, в конце концов, так ли уж важно, что с работы тебя давно уволили за прогулы, во-первых, и странные разговоры с самим собой вслух, да еще на чистейшем английском, во-вторых. Ведь сказал же какой-то великий, может быть, все тот же Шекспир: «Жизнь — не самое важное. Есть вещи поважнее». И добавить мне к этому совершенно нечего.
Вам когда-нибудь кто-нибудь делал зло? Если делали, то вы должны знать, как хочется отомстить и как тяготит чувство, что тот, кто это зло совершил, абсолютно безнаказан. Хотя, может быть, если вы настоящий христианин, то у вас и не так. Мне трудно судить. Не могу сказать, чтобы я придерживалась иудейской религии. Я даже ее не знаю толком, но это ветхозаветное «око за око, зуб за зуб» у меня в крови. Правда, теперь всякие талмудисты пытаются его истолковать как-то по-иному. Говорят, что имелось, мол, в виду совсем другое, а вовсе не месть. Но я-то чувствую, всей кровью, что имелось в виду!