— Так и запишем: порезался, когда брился, — усмехнулся Ланзо.
— Нет! — Мужичонка попытался вскочить, но его тут же усадили обратно. — Их было двое, оба в масках. Угрожали кинжалом. Пришлось их пустить, у меня не было выхода! Войдите в положение, сеньоры, мне семью кормить… Пропадут они без меня! Небеса видят, пропадут!
— Успокойся! Тех, кто приходил, ты видел когда-нибудь раньше?
— А как разберешь, ежели они в масках?
— Логично, — вздохнул я. — Долго с замком возились? Или ключ у тебя все же есть?
— Нет ключа, ангелами небесными клянусь! — выпалил домовладелец. — И не возились они, сразу открыли.
— Вот как? А в комнате сколько пробыли? И что взяли?
— Что взяли — то мне неведомо. А пробыли недолго. Несколько минут всего. И сразу ушли.
— Камин разжигали?
— Нет! Точно нет!
Я кивнул. По всему выходило, что бумаги спалил сам впавший в безумие Ральф. И этот пергамент на староимперском… Непонятно.
Непонятно и точно нехорошо. Дело могло оказаться куда серьезней, нежели представлялось на первый взгляд, и любые договоренности с епископом в дальнейшем сулили одни только неприятности.
— Займись им, — разрешил я Угрю, а сам вернулся в комнату за оставленной на столе книгой.
— Пощадите! Я все рассказал! — взмолился хозяин.
— Заткнись! — рыкнул на него Ланзо. — Сколько тебе заплатили?
— Не было ничего такого!
Проходя мимо, я посоветовал:
— Чем быстрее облегчишь душу, тем раньше мы оставим тебя в покое, — и вышел в коридор, а уже в дверях обернулся и погрозил подручным пальцем.
Мол, без рукоприкладства. Нам еще работать здесь…
На улице я стянул с лица шарф, избавился от красной нарукавной повязки и помахал рукой Хорхе. Тот выскользнул из подворотни, перешел по мостку и спросил:
— Все в порядке?
— Будет, — усмехнулся я, — если живоглоты не перестараются.
Кован поморщился. Моих подручных он недолюбливал, испытывая определенного рода слабость лишь к фрейлейн Герде. Та в доме задерживаться не стала, вышла вслед за мной и сразу отвела Хорхе в сторону, взволнованно зашептала что-то на ухо.
Я хотел прислушаться к разговору, но тут появились Ланзо и Ганс.
Круглое лицо Угря светилось счастливой улыбкой, он подбросил на ладони монеты, и те отозвались солидным золотым звоном.
— Три гульдена за молчание дуралею отвалили! — сообщил он. — Сначала сказал, что два, да только у меня глаз наметанный. Как он мошну развязал, я сразу три золотых приметил! Он и сознался с перепугу!
Я принял гульдены, внимательно их осмотрел, один протянул Ковану. Слуга попробовал монету на зуб, изучил оставшуюся на мягком металле вмятину и объявил: