Потом Лотер видел взмах ее длани, его подкинуло и швырнуло во врата. Пока полузверь летел, перед ним все еще стояло лицо Изабель, любящее и полное бесконечной грусти. Теперь он все помнил, помнил, как спасал ее от мертвяков, как искал среди топи, как Ильва забрала ее в первый раз. И теперь, едва справившись с забытьем, он вновь ее теряет.
Ильва обещала боль. И эта боль взорвалась вулканом. Она жжет в груди, словно туда сыпанули раскаленных углей. Теперь все встало на места, теперь он осознал, что скрывала мутная пелена, которую подло на него накинули. Обманули, как щенка.
Ворга согнуло пополам, в районе солнечного сплетения сдавило, от пульсации в висках стало шумно.
— Изабель… — снова прохрипел он, чувствуя, как каждая буква ее имени отдается водопадом в ушах.
Она смотрела на него, печально улыбаясь и все больше удаляясь, а темная госпожа рядом лучилась злорадной ухмылкой. Борясь с густой сияющей массой врат, Лотер дернулся в попытке дотянуться до Изабель. Но в следующую секунду мир перевернулся, его тряхнуло.
Полузверь ощутил, что лежит. Тело онемело, в груди горит так, что хочется выть, перед глазами лицо Изабель, чистое и невинное. Лицо женщины, которая пожертвовала ради него чем-то очень важным, чем-то, о чем он пока даже не подозревает.
Приходить в себя не хотелось. Слишком жгуче и остро навалилась правда, она придавливает к земле. Проваливаясь в забытье, полузверь подумал, что так и останется лежать здесь среди развалин Великого Разлома в преддвериях потустороннего мира Ильвы.
Он не знал, сколько прошло времени. Мысленно Лотер постоянно возвращался к моменту, когда Изабель остановила темную госпожу, как пошла с ней на соглашение. От этого полузверя обжигало изнутри, раз за разом погружая в бездну отчаяния. Никогда еще он не проигрывал так бездарно и глупо, хотелось провалиться в черноту и раствориться в ней, забыв о Цитадели, позоре и всем, что здесь разыгралось.
Лишь какой-то задний, звериный ум настырно пинал и не сдавался. Словно в нем боролось несколько сутей, одна из которых — человеческая, и именно она страдает больше всего. Но древняя, животная природа рычала, царапалась и требовала своего, требовала получить самку, а врага порвать на кусочки. Как справиться с этой кашей мыслей полузверь не понимал и продолжал лежать, мерно погружаясь в небытие.
Его окружала тьма, что-то грубое и жесткое время от времени ударялось в бока, будто норовит сбросить еще ниже, хотя куда ниже Лотер не представлял.
Удары становились все сильнее. Через какое-то время он ощутил жжение на лице, его стало трясти, будто пытаются вынуть душу.