За дальнейшим ходом выборов Дани едва следил. Он слышал имена кандидатов, машинально поднимал вместе с другими руку, но из головы его тут же испарялись прозвучавшие в зале имена. Лишь одно он отметил, что Ференца Мока пока еще не назвали.
Его и вообще не назвали.
Ференц Мок был одним из тех общественных деятелей, о которых Дани так нелестно отозвался в разговоре с бригадиром агитаторов: он с сорок пятого занимал видное место и всегда держал нос по ветру. Дани не знал близко Ференца Мока и ему подобных, и поэтому его отзыв был несколько обобщенным. Приблизительно такой же отзыв дал о нем Ференц Мок. Но Ференц Мок в течение последних тринадцати лет проводил довольно твердую линию. С пятидесятого по пятьдесят третий год он был председателем сельсовета и как председатель сельсовета — «лучшим заготовителем в районе». В пятьдесят третьем году за превышение власти при заготовках — за которые он получил так много дипломов — его сместили. Потом на двухстах хольдах резервной государственной земли в усадьбе, отобранной у госпожи Регины, он организовал кооператив. В нем работали семнадцать человек, и они добились прекрасных результатов. В пятьдесят шестом году крестьяне, бывшие арендаторы этих земель, разгромили кооператив. С тех пор Ференц Мок был бессменным секретарем сельской парторганизации.
При каждом новом имени кандидата в члены правления кооператива худое, изможденное лицо Ференца Мока все больше бледнело. До конца собрания не терял он надежды. Но последним прозвучало имя Антала Касы, и Ференцу Моку больше не на что было надеяться.
Его никуда не выбрали. Это было для него страшным разочарованием и позором.
Неужели никто из коммунистов или членов прежнего кооператива не вспомнил, что здесь сидит он, Ференц Мок, человек с большим производственным опытом?
После собрания, когда вновь избранное правление с трудом разместилось в одной из комнат сельсовета, которую тут же торжественно нарекли конторой сельскохозяйственного кооператива «Новая жизнь», Ференц Мок со смущенной улыбкой обратился к секретарю райкома партии:
— Товарищ Драхош, я ничего не имею против демократических выборов, но такой демократизм — все-таки крайность.
Искреннее удивление отобразилось на гладком, упитанном лице Драхоша, который производил бы впечатление сытого обывателя, если бы не его припухшие от усталости нижние веки и белки глаз, покрытые густой сетью красных прожилок.
— Почему?
Ференц Мок кисло улыбнулся:
— А вы знаете членов правления?
— Пока еще нет. Но вы их выбирали и, стало быть, знаете. Достаточно хорошо знаете. Деревня — лучший кадровик.