Еще долго беседовали они. Наконец Драхош попрощался. Дани и Мока смотрели вслед его машине, пока огонек ее красного фонаря не скрылся во тьме. Тогда Дани сказал:
— Поехали, я подвезу вас до дома.
Мока кивнула в знак согласия. Дани включил мотор. Девушка села на заднее седло и ухватилась обеими руками за рубашку Дани, вздувшуюся на спине. Прекрасная теплая летняя ночь была напоена разнообразными ароматами: пахло отцветавшей акацией, сухим сеном, наливающимися колосьями пшеницы. Ветер, усиливавшийся от скорой езды, как тепловатая струя речной воды, ударял в их пылающие лица. Дани чувствовал прикосновение горячих рук Моки. Ему очень хотелось заглянуть ей в глаза. Они зеленые, но какой у них сейчас оттенок?
В темноте цветов не различишь, видны лишь контуры предметов.
— Ну что же, до завтра, — сказал Дани у ворот ее дома.
— До завтра, — как-то покорно отозвалась девушка.
— Прощай, Мока.
— Прощай, Дани.
После долгого перерыва они опять перешли на «ты». Словно заключили перемирие.
Постепенно у Дани несколько изменился образ жизни. По-прежнему его будили в четыре часа утра бригадиры и люди, пришедшие по всяким делам; по-прежнему он ложился спать в полночь, а то и после полуночи, но теперь он успевал заехать в полдень домой пообедать, а иногда после обеда спал часок, как в прежнее время. Он засыпал на диване полуодетый, с газетой в руке, и мать потом накрывала его пледом, чтобы он не простудился. Из того, что к Дани каждый день, помимо десяти-двадцати односельчан, приходили домой работники МТС, опытной станции, областного совета и даже министерства, мать сделала вывод, что сын ее большой человек, но, вместо того чтобы гордиться этим, она расстраивалась. Старуха предпочла бы, чтобы ее сын женился на хорошей трудолюбивой девушке, которая работала бы до седьмого пота, так же как сама она работала смолоду вплоть до прошлого года, и чтобы они жили по-старому до скончания века. Но Дани стал «легкомысленным», подобно всей теперешней молодежи, которая «родилась на готовенькое».
Да, уже страсть не к обогащению, а к самой работе придавала смысл жизни Дани.
Он вызвал животноводов из Ореховой долины, устроил собрание, и они исключили из своей бригады Дюри Пеллека. Никто не заставлял Дани делать это, он сам осознал необходимость такой меры. Члены кооператива должны убедиться, во-первых, что никто не может безнаказанно воровать, а во-вторых, что их председатель — человек беспристрастный. И последнее — самое главное.
Впрочем, Дюри скоро утешился.
Коров из Ореховой долины перевели на новый скотный двор, который построили на сто стойл с чердаком для хранения зерна, а в усадьбе госпожи Регины разместили молодняк. Перейти работать на новый скотный двор предстояло и Дюри, — ему все равно пришлось бы проститься с куриным бульоном.