За другим столиком сидел и потягивал сухое разбавленное вино Ференц Мок. Страдая язвой желудка, он предпочел бы пиво, но еще не наступили такие холода, когда трактирщик Давид торгует пивом. (Люди в этой деревне знают, если в трактире появляется холодное как лед, освежающее пиво, значит, пришла зима. А если там можно получить только палинку, пшеничную палинку, значит, стоит лето.) Ференц Мок, секретарь местной парторганизации, кроме того метящий в председатели кооператива и уверенный, что пройдет, — кто же подходит больше, чем он? — по правде говоря, завернул сюда вовсе не для того, чтобы вносить смуту. Напротив: чтобы вести агитацию. Убедить людей поскорей покончить с уборкой картошки, свеклы, приступить к пахоте, севу пшеницы, а потом-де вся зима будет в их распоряжении для ссор и дрязг. Но он злорадствовал, потому что Дани Мадарас не получил в банке денег.
Дани сел за столик своего дядюшки. Горящие от молодого вина и бушующих страстей взгляды скрестились на его лице, как солнечные лучи в выпуклой линзе.
Он первый нанес удар. Вот все, что видел трактирщик Давид. Дани ударил своего дядю кулаком по лицу. Остального трактирщик не видел, так как тут же вывернул пробку и отключил электричество, чтобы помешать драться людям, собравшимся в трактире. Потом он сел на велосипед и помчался в полицейский участок. Он всегда поступал так в подобных случаях.
Очень скоро, самое большее через четверть часа, трактирщик вернулся уже на машине. Из машины поспешно вылез упитанный, гладко выбритый мужчина лет сорока; он был явно взволнован.
Следом за ним выскочила белокурая девушка в забрызганных грязью резиновых сапогах, с отпечатками грязных пальцев на лбу — она копала свеклу и не успела умыться; это была агрономша, дочка Ференца Мока.
В трактире стояла тишина, зловещая, как в могиле. Включили электричество.
На затоптанном полу в огромной луже крови, раскинув руки, лежал председатель Дани Мадарас. Нож торчал у него в горле, там, где сходятся ключица с плечевой костью и просвечивает артерия, которая, пока жив человек, пульсирует прямо под кожей.
Блондинка, мертвенно-бледная, опустилась возле Дани на колени и скатертью, сдернутой со столика, попыталась перевязать ему рану. Прижавшись к стене, словно приклеившись к ней, стоял секретарь местной парторганизации Ференц Мок и дрожал мелкой дрожью. Он пробормотал запинаясь:
— Кто-то закричал: «Пырнули ножом!.. Ай-ай, пырнули ножом!..» — Он увидел, узнал распростертого на полу человека и, взглянув на свою дочку, стоявшую на коленях, зажмурил глаза. — Ох!..