— Вин! — с нервным смешком выдохнул Глеб мне в губы, прижался лбом ко лбу и прикрыл глаза.
— Что? — шепотом спросила я.
— Я даже не знаю, что больше, — тихо засмеялся измененный. — Во-первых, я сейчас понимаю, что не судьба мне хоть немного побыть приличным человеком, потому что идея культурного ухаживания не выдерживает столкновения с практикой. Мне просто не хватит на это терпения.
— А во-вторых? — уточнила я, потому что он умолк.
— А во-вторых, мысли эти имеют вполне определенное материальное проявление.
— Чего? — растерялась я.
— Штаны у этой формы слишком узкие, так что даже видимость приличного человека сохранить не получится, — вновь засмеялся он. Я пару раз непонимающе хлопнула ресницами, а потом почувствовала, как смущение жаром плеснуло к щекам.
— Извращенец, — пробурчала, чтобы хоть что-то сказать, и спрятала пылающее лицо у него на груди.
Вот как у него столь легко получается вгонять меня в краску? И вроде раньше никогда особенной стеснительностью не отличалась!
— Не скажи, — весело возразил Глеб, мягко поглаживая мой затылок кончиками пальцев. — Самая что ни на есть естественная и нормальная реакция. Тем более что я так долго все это представлял себе в красках, что сейчас уже, кажется, рефлекс выработался…
— Что представлял?
— Что сделаю с тобой при встрече. Должен же я был чем-то скрасить ожидание смертного приговора.
Я прерывисто вздохнула, вновь, до судорог в пальцах, впилась в форму измененного.
— Ну вот, я опять тебя расстроил. Прости. Я конечно же не стану на тебя давить и дам время подумать, привыкнуть, морально подготовиться и все такое. Может быть, даже уйду, если прогонишь. Во всяком случае, попытаюсь это сделать. Но вот именно сейчас надо некоторое время постоять и подумать о чем-то отвлеченном. И пока не целовать тебя в общественных местах. Хорошо, что у тебя юбка широкая…
— Дурак, — не выдержала я и тихонько засмеялась. По-моему, впервые за эту весну. А потом заметила: — Ты сейчас здорово не похож на себя на «Ветренице». Причем… не знаю. Как будто легче, живее. Несмотря на…
— Наверное, — легко согласился он. — Там приходилось работать над собой, сдерживаться, а это трудно: я все-таки силовик, не агент разведки. За годы привык, оброс шкурой, научился контролировать эмоции. Да и поводов для них особых не было. До твоего появления. А с тобой все приобретенные привычки рисковали полететь в черную дыру, несмотря на мое старание. Ну и да, я сейчас слишком много болтаю, но это пройдет. Просто в одиночке с этим было как-то… Тьфу, опять я не о том. Я скучал. Вин… Нет, не так. С ума сходил от желания увидеть тебя. Особенно в последние несколько дней, пока выяснял, где ты, как ты и с кем. Одновременно мечтал, чтобы ты помнила, ждала этой встречи хотя бы вполовину так сильно, как я, — и желал, чтобы забыла все как страшный сон, не мучилась и не терзалась, нашла бы себе… кого-нибудь и была счастлива. А случались моменты, когда мне совершенно отказывало человеколюбие, и я понимал, что убью его, если ты действительно кого-то себе нашла.