Сказочки без границ (Валерина) - страница 9

На первую страницу
на шорохи крадущихся в ночи
на шёлковых кошачьих тихих лапах,
снов, приходящих к полночи на запах
того, кто в полдень так словоточив.
Они идут с той, с тёмной стороны,
несут на шерсти дождь, травинки дёрна
и пахнут диким мёдом, терпким тёрном
и холодом глубокой тишины.
Они молчат.
Они всегда молчат,
все звуки их изношены за вечность,
и ты молчи, нелепый человечек,
плети слова, как кокон — шелкопряд,
но про себя, ты слышишь, про себя…
Ловец, тревожась, в ночь роняет перья,
звенят стекляшки, тихо дышат звери,
и верится, что всё же пощадят.
Но вот, зевнув утробьем охряным,
не скрипнув и пружиною матраца,
ложатся к голове —
и снятся,
снятся,
снятся,
и тонешь ты в бесцветье глубины.

Фейское

У левого уха живёт телефонный фей —
в коробочке чёрного цвета с отделкой сталью.
Он, это бесспорно, царь сплетен, король вестей
и знает доподлинно: «слово — не воробей»,
но всё же при этом не очень-то скован моралью.
Когда ты звонишь, он зачем-то меняет тембр
и вкрадчиво шепчет на ушко: «Ну, здравствуй, солнце…»,
и в голосе этом янтарный искрит сотерн,
и я пропадаю в нём точно во тьме потерн,
а фей, потирая ладошки, взахлёб смеётся.
Не знаю, на чьей стороне он, и ни к чему —
он так нестабилен в симпатиях, всё играет.
Его полнят страсти невысказанных минут,
и он временами бывает отчасти груб —
тогда абонент вызываемый прочно занят.
Он думает, что незаметен для всех людей,
но я вижу больше и глубже, чем людям нужно,
и знаю давно, что он ищет средь сонма фей —
таких же мобильных, как сам, рабынь скоростей,
одну настоящую — ту, что обезоружит.
Что будет, когда они встретятся?
Ну, не суть!
Им лет по пятьсот и, поди, разберутся сами.
…Я думаю, думаю, думаю…
Не уснуть.
Он лжёт, он играет — и, значит, когда-нибудь
слова мои — птицы — вернутся тяжёлым камнем…

Зови меня

Всякая тварь после акта впадает в печаль,
но есть немало приятных минут до пустых сожалений.
Я никому не давала зарока ни ждать, ни встречать,
что же ты смотришь с укором, бегущий от тени?
Если светильник чадит на дремотном окне,
значит, ты волен войти, но остаться не можешь.
Все, побывавшие здесь, возвращаются к ней —
юной и вечной, безжалостной и тонкокожей.
Я преуспела в одном из важнейших искусств —
да ты и сам ощутил это с первой минуты,
с первого вздоха и вскрика. Изысканный вкус
есть сочетание сладости с каплей цикуты,
так что терпи бесконечный/мгновенный подъём
в мир наслаждения — чтоб неизбежно сорваться.
Евиным яблоком падает полночь. Пойдём.
Пальцем,
тонким, увенчанным алым и злым ноготком,
я напишу на спине твоей новые строки.
Думаешь, ты расшифруешь их — позже, потом?
Лучше не стоит. Я тоже бываю жестокой.
Следующая страница