Ральф снова пожал плечами, но я видел: мой вопрос ему польстил.
— Делывал кой-кому кое-чего. Варил зельишко. Сам знаешь.
— Именно! А здесь ты сможешь стать… — На миг я призадумался. — Стивеном Мэтьюрином.
— Это еще кто?
— Ты что, не читал ни одной книги Патрика О’Брайана?
Ральф цвиркнул зубом на этот свой тупой «уличный» манер.
— Не, бро, — сказал он. — Брехать ни стану. Книг в руки не беру.
Я присмотрелся к нему, словно впервые в жизни. Это многое объясняло.
— Стивен Мэтьюрин — ботаник и врач. Он дружил с капитаном корабля и отправился с ним вместе в вояж, нашел новые виды животных и открыл новые лекарства и тому подобное. Вот кем ты мог быть стать, Ральф. Пестик и ступка у тебя при себе. Орудия твоего ремесла.
— Какого ремесла?
— Корабельного врача.
— Корабельного врача? — Он вдруг широко ухмыльнулся. — Звучит подходяще.
— А еще, Ральф, бросил бы ты этот уличный говорок. Никого ведь этим не обманешь.
Он помолчал немного, меряя меня взглядом. Потом распрямил плечи:
— Как скажешь.
— Ступай за лекарством.
— Ладно, Линкольн.
— Как мы говорим? А, Ральф?
Он не сразу сообразил:
— О’кей?
И исчез почти до вечера. Я немного повозился, что-то усовершенствуя в Бикини-Боттом, но от боли не мог толком сосредоточиться. Только и думал, когда же вернется Ральф и принесет что-нибудь, чтобы мне стало полегче. На закате, когда я разжигал костер, а Ральфа все не было, я сказал самому себе, что дал маху, непоправимо. Сам позволил, даже велел Ральфу уйти. Послал его прямиком в чертов лес. А там он конечно же встретил Себа и Гила и присоединился к ним.
Костер разгорелся, и рыба уже была готова, а Ральф так и не пришел. Сердце упало, зуб дергало с удвоенной силой. Я почти не поел — не только зуб донимал, но и досада. Как теперь быть? Я оставался у костра, поддерживая огонь, а девочки одна за другой устраивались на ночь под одеялами из коры. Дрова у нас заканчивались, назавтра следовало пойти в лес и нарубить еще. Без мальчиков это будет нелегкая работа. Не потому, что девочки слабее, это ерунда, а просто нас стало почти вдвое меньше.
Душа моя опустилась на дно отчаяния, а над головой взошли безжалостно-прекрасные звезды.
— Линкольн?
В темноте обозначилась тень.
— Не спишь?
Ральф! Слава богу.
Он сел возле меня — тяжело, устало.
— Протяни руку.
Он высыпал мне на ладонь какой-то порошок прямо из ступки. Я попытался разглядеть это вещество при свете костра, но даже цвета его не различал. Мелькнуло подозрение: а вдруг он отравит меня по приказу Себа и Гила? Дождется, пока я сдохну, заберет стекла очков, висевшие на леске у меня в распахнутом вороте рубашки, из кармана вытащит струны-лески…