– Мне все гости равны, я никому не могу… – начал было Митрич.
– Врешь! Не все! Коли не мы, вам лавочку закрывать пришлось бы! – кричали громилы.
– Позовите полицию, пусть разберут нас! – кричали рабочие.
– Господа! Только еще полиции не хватало! Спасибо вам! По миру совсем меня пустить хотите… Пожалуйста, господа, расходитесь, дайте привести все в порядок… Я уж и денег не спрашиваю…
– Полицию, полицию, – настаивали рабочие.
– Успокойтесь, успокойтесь…
Оба буфетчика, вместе со слугами, начали выводить гостей по одиночке. Каждый ломался, упрямился, но, в конце концов, уходил, удовлетворенный: он душу отвел в драке, за себя постоял и угостился бесплатно. Совсем хорошо, и продолжать скандал ни у кого особенного желания не было. Покладистее других разошлись бродяги, которых Митрич увел задним ходом, через кухню.
Совсем уже стемнело, когда черная половина была окончательно расчищена. В это время к подъезду опять подкатило ландо. Хозяин с тем же незнакомцем вышли и скрылись в подъезде. Митрич пошел было доложить о происшедшем скандале и только что приоткрыл дверь, как отскочил назад. Хозяин и его гость, закутанные в какие-то пледы, с всклокоченными волосами, забрызганные кровью, прошмыгнули в квартиру, и дверь наглухо захлопнулась.
Митрич остановился с широко раскрытыми глазами.
– Это еще что?!
– Лена, Лена, куда ты, – остановил Коркин жену, с трудом догнав ее около самого «Красного кабачка».
Елена Никитишна точно очнулась после летаргического сна и смотрела тупым взглядом на мужа.
– Куда ты, – повторил Коркин, со страхом смотря на побледневшую и растерявшуюся жену.
– Я… я… пройтись пошла.
– Чего же ты бежишь так?
– Я… я… не бегу, я шла. Разве скоро?
– Да помилуй, я едва бегом догнал тебя! Лена, что с тобой, ты дрожишь?! Пойдем скорее домой!
– Да, пойдем, мне худо.
Тяжело опираясь на руку мужа, Коркина едва-едва дошла до дому и упала на диван без чувств. Илья Ильич послал скорее за доктором, который велел немедленно раздеть больную, уложить в постель и прописал ей лекарства.
– Что с ней такое? – тревожно спрашивал Илья Ильич.
– Сильнейшее нервное потрясение. Не случилось ли у вас какого-нибудь, неожиданного горя? Семейное несчастье?
– Представьте, что решительно ничего не было! Как есть ничего! Все совершенно благополучно! Она несколько дней на себя не похожа.
– Право, не знаю. Но только нервы у нее возбуждены до крайности, я опасаюсь, что у нее будет нервная горячка, если… если она не успокоится.
К вечеру Елене Никитишне стало лучше. Она потребовала священника, исповедывалась и долго-долго беседовала с ним. Эта беседа доставила ей утешение, и она скоро спокойно уснула. Доктор, заехавший вечером, не велел ее беспокоить и прописал на случай успокоительную микстуру.