Здесь находилось все, что я ожидал увидеть в ее комнате. Она так и не рассказала мне, где был ее кабинет. Я увидел мотки лент и оберточной бумаги, стопки разноцветных листов, картонные коробки с газетными вырезками, акварель и банки с краской, желтые телефонные книги.
К одной стене была пришпилена муниципальная карта Майки. Ее испещряли сотни булавок десятка разных цветов. Указаний на то, что они обозначали, не было. Стену напротив покрывал огромный самодельный календарь с квадратиком для каждого дня в году. В квадратиках карандашом были вписаны имена. Над календарем было написано: ДНИ РОЖДЕНИЯ. И только в одном квадратике виднелось красное пятнышко – маленькое сердечко. Рядом с моим именем.
Арчи протянул мне нечто вроде толстого семейного альбома. Выведенный от руки заголовок гласил: «Ранняя жизнь Питера Синковича». Я пролистал его. В нем были фотографии, сделанные в тот день: Питер дерется с девочками из-за своей любимой машинки-банана.
– Я должен подождать пять лет и передать альбом его родителям, – сказал Арчи.
Он показал на архивный шкаф в углу. С тремя ящичками. Я открыл один. В нем лежали десятки красных папок, каждая с ярлычком с написанным именем. Я увидел папку «Борлок». Это я. Я вытащил и открыл ее. Внутри лежала газетная заметка о моем дне рождения, вышедшая в «Майка Таймс» тремя годами ранее. И мое описание из школьной газеты. И фотографии, сделанные тайком: вот я на парковке, вот я выхожу из дома, я в торговом центре. Очевидно, Питер Синкович не был единственным объектом ее съемок. И листок бумаги с двумя колонками: «Любит» и «Не любит». В колонке «Любит» было написано «Галстуки с дикобразами». А чуть ниже: «Бананово-клубничный смузи».
Я положил свою папку на место. Там были и другие имена. Кевин. Дори Дилсон. Мистер Макшейн. Дэнни Пайк. Анна Грисдейл. Даже Хиллари Кимбл и Уэйн Парр.
Я шагнул назад в изумлении.
– Невероятно… Папки. Досье на людей. Как будто она шпионила.
Арчи кивнул, улыбаясь.
– Чудесный шпионаж, правда?
Я потерял дар речи. Арчи вывел меня на слепящий свет.
Учась в колледже, я навещал Арчи всякий раз, как приезжал домой. А затем я устроился на работу на Востоке и стал приезжать реже. По мере старения Арчи казалось, что он все больше походит на сеньора Сагуаро. Мы сидели на заднем крыльце. Его, похоже, восхищала моя работа. Я стал художником по декорациям. До меня только недавно дошло, что мысль об этом зародилась у меня в тот день, когда Старгерл показала мне свое волшебное место.
Когда мы виделись в последний раз, Арчи встретил меня у входной двери. Протянул мне ключи и сказал: