Здоровые крепкие мужики вязали у коновязи бара шесть лошадей. Лошади лощёные, откормленные, при добротной упряжи, на крепких подковах. Мужики толкнули двери бара. Уходя в каморку, Егоров ещё оглянулся — у американских, совсем не военных мужиков, нагло торчало по два пистолета в армейских кобурах, да на широких кожаных поясах из армейского припаса. Америка, буёна суёна мать!
* * *
Егоров долго не мог уснуть на мягком матрасе да с мягкой подушкой под головой, под настоящим одеялом. Думал. «В Россию мне, бывшему каторжнику, теперь не попасть... Здесь придётся коротать свой век. Эхма!»
* * *
Назавтра, ранним утром, по рассвету, подъехали, как приметил Егоров, к тому месту, где десять лет назад он пулей выбил жизнь из паскудного сержанта Малозёмова.
— Ну и где твой клад, Саша? — спросил О'Вейзи, оглядывая ровные ряды новых и весьма больших складов.
— От те нате! — развеселился Егоров. — Кто же это им строить разрешил на моём месте?
Он пошёл по капитальным бревенчатым мосткам к берегу залива, где мостки переходили в длинные причальные настилы, шагов на сто уходящие в воду. У берега глянул вниз. Слава Богу! Огромный валун с вбитым в него бронзовым кольцом, за который раньше чалились лодки и баркасы, лежал на старом месте. Бронзовое кольцо помутнело, покрылось зеленью, но давало Егорову свидетельство, что ежели от валуна идти повдоль берега к новому складу, то через пятьдесят шагов можно копать. И выкопать.
Пятьдесят шагов привели Егорова прямо к крыльцу большого склада. Двери склада были на запоре, на стук никто не открыл.
Сбивши три плахи крылечного настила, Егоров нырнул в тёмное подкрылечное пространство. И тут же резнулся головой о тот большой камень, под которым десять лет назад схоронил своё богатство. Он спиной подшиб ещё две плахи настила, оттолкал в сторону плоский камень, крепко ушиб плечо, но нащупал и кожаный мешочек с двадцатью монетами по двадцать долларов каждая и, главное, добрался до мешка с древними, могильными украшениями...
Егоров спал на топчане в чуланчике бара «У индейской тропы», когда чья-то рука сдёрнула с него одеяло. А вторая рука поднесла к лицу толстую свечу.
— Каторжанин! Вставай, каторжанин! — грубо заорал толстоносый мужик, относя свечу подальше от лица Егорова. На голове мужика косо сидела шляпа с полицейским значком города Нью-Йорка. А за его шляпой угадывались толстые рожи ещё двух молодчиков в таких шляпах.
— Куда меня потянете, орлёная шатия?
— Начальник полицейского управления города Нью-Йорка велел... тебе к нему заехать, — хмыкнул тот полицейский, что носил особую, форменную шляпу с американским орлом. — Да велел поживее...