— Мне бы надо исподники поменять... от страха такой вести, — проговорил тихо Егоров. — Вы бы, господа, вышли, стыдно мне.
Старший из полицейских снова хмыкнул, вытолкнул своего напарника за дверь каморки.
Егоров поманил к себе О'Вейзи:
— Вася! Я не ведаю, куда меня и зачем повезут. На случай... мало ли что, так ты продай тотчас мои могильные побрякушки. Получи деньги... Продай тому англичанину, знаешь, у которого антикварная лавка на углу. Я ему кое-что показывал. Он воспарился жаждой купить. Побрякушки продай, нам скоро деньги будут нужны...
О'Вейзи покивал головой:
— Договорился я уже, Саша. Продам твой могильный хлам за десять тысяч долларов. Англичанин уже спрашивал, как их купить. По-тихому или через городскую комиссию?
— Продавай по-тихому... За десять тысяч долларов. Верь мне, англичанин купит. Это могильное богатство стоит в три раза дороже...
— Продашь могильное добро, тысячу долларов монетой отдай вон тому, в шляпе. Он здесь, я заметил, как бы квартальный надзиратель, так — нет?
О'Вейзи подумал над словами «квартальный надзиратель», кивнул, но поправил Егорова:
— Начальник полицейского участка нашего района.
— Значит, квартальный надзиратель. Не побоишься ему сунуть денег? Чтобы моё дело замотал?
— Имел уже случаи...
* * *
Полицейский комиссар города Нью-Йорка именем Саймон Клукни оглядел огромную фигуру русского каторжанина, покачал головой:
— Надо, наверное, поставить вопрос в Совете города, чтобы кормление каторжан на острове поуменьшить.
— Это я с виду такой, господин комиссар, а внутри я тихий и добрый, — ответил Егоров, а сам краем глаза смотрел на лысый затылок, видневшийся из-за спинки кресла. Человек сидел там, в отвёрнутом от двери кресле, но уши его как бы повернулись в сторону Егорова. Знакомый затылок, едрёна корень!
Комиссар взял со стола огербованную бумагу, потряс ею в воздухе:
— Ты, мистер Егорофф, хотя и отбыл срок на каторге, но оказался весьма богатым гражданином нашего города! Ты здесь назван председателем «Американо-русской торговой компании»! Что есть «акционерия»!
Вот чьи уши и чей затылок узнал Егоров! Иоська Гольц, русская сволочь в жидовском обличим, сидел в том, отвернутом кресле.
— Иоська! — шумнул Егоров. — А ну, повернись ко мне!
Кресло дёрнулось, повернулось, смяло огромный ковёр на полу кабинета начальника городской полиции Нью-Йорка, Иоська Гольц встал, пошёл к Егорову, протягивая руку:
— Александр Дмитриевич! Как я рад нашей встрече! Безумно рад!
Егоров раздумал бить Иоську в таком большом кабинете. Случай, ежели надо, то он всегда представится. Потом можно побить. Спросил Иоську по-русски: