— Так какая вина, если сия бумага есть прошение об отставке, подписанное его командиром, полковником Булыгиным?
— А такая вина, что прошение сие от поручика Егорова не попало в твою, матушка императрица, канцелярию, а попало в воровские руки. Это уже вина поручика Егорова, как ни крути. А дальше надобно того поручика ловить и допрашивать. По делу сержанта Малозёмова, да по краже этого изумруда... Да и по другим делам, если таковые найдутся.
— Поручика того помню. Офицер был он крепкий, дурных замыслов не выказывал... Допроси поначалу его командира, полковника Булыгина. Пусть дело о пропаже поручика идёт под твоим особым приглядом... Он должен был государственного преступника отправить на остров Валаам. Политические дела не доверяют рохлям и... ворам.
Императрица вернула прошение об отставке назад, в руки Шешковского, повторила:
— Веди следствие тщательно, оно в моих интересах.
— Сделаю, как обычно, ваше величество!
— А... камердинер... графа Зубова, он как — здоров? Пытку выдержит? — спросила императрица, думая, впрочем, не о камердинере, не о Платоше Зубове, скотине этакой, а о том, что зря известила герцога Кейзерлинга о скорой присылке ему особого подарка и крупной суммы в золоте для борьбы с этим пройдохой Халлером. Всё, что ни есть, всё к лучшему. Ведь можно было присылкой ворованного турецкого зелёного камешка завалить всю игру! Такой редкий камень в Европе мог быть известен! И тогда тот камень своим сиянием осветил бы всю императорскую интригу против Европы, настоянную на крепких слухах и как бы на твёрдых документах трижды проклятого Александра Македонского. Бога молить надобно, что воры вовремя потрудились, украли изумруд, а не плакаться!
Степан Шешковский долго смотрел в глаза императрицы. Ответил:
— Камердинер графа его сиятельства Платона Зубова ещё крепок и зол. Три дыбы выдержит, сволота. А вот если...
— Разрешаю вам, Степан Иванович применить это ваше «А вот если...» — перебила Шешковского императрица. И на мгновение в глазах её нечто мигнуло. Будто у волчицы перед прыжком. Этого мига и ждал государственный человек, тайный советник Шешковский. Он поклонился до треска в суставах, но покинул императрицу гордо и уверенно.
В дверях всё же не удержался, сказал, не обернувшись:
— Тогда, матушка императрица, к святой Пасхе твоё поручение выполним!
* * *
Степан Иванович Шешковский сидел в пыточном подвале, на два этажа ниже своей канцелярии. Сидел голый, ибо личный лекарь императрицы, Лямбро-Кацциони, растирал ему неким вонючим составом и грудь, и колени, и спину. Степан Иванович знал, какой это лекарь. Пират он, а не лекарь. Корсар с Архипелага, грабивший суда «Ост-Индской компании». С другой стороны, вот его, Шешковского, спроси, как внутри устроен человек, всё расскажет доподлинно. А пираты, значит, раз в резне толк понимают, то уж как раненых и больных товарищей лечить, это — само собой. Практика есть, значит, этот бывший пират — натуральный лекарь.