. Но ей, мол, такое пока ни к чему, ибо у нее есть образование, она счетовод, а счетоводы нужны везде. Если бы ходить за углем предложил я, жена объявила бы это идиотской шуткой.
Дом в Долине Сусликов прилепился под косогором, в самом низу. Он походил на пришедшую в упадок усадьбу английского дворянина, чье благородное имя осквернено, а стада покосил ящур. Сверху дом выглядел как обычное, несколько унылое строение, уютное, ну, скажем, как бетонный бункер. Но в долине, в пяти минутах ходу от всклокоченного городка, было покойно, что столь необходимо при патологических изменениях моего серого вещества. По долине гулял почти чистый западный ветер, и, несмотря на то что месяцем нашего переезда из микрорайона был студеный январь, я грезил о цветущих черешнях в садочках, об узеньких проулочках, украшенных первомайскими флажками и зелеными березками, мечтал о нежных чайных розах на грубом фоне штукатурки и прочей поэзии. Я представлял, как Малышка качается во дворике на качелях, которые я сооружу сам, своими собственными руками, как это делали мой отец и дед для своих детей. Ведь и деды их дедов тоже качались на качелях. Я видел, как на буйном разнотравье сада девочка возится с тремя изумительно теплыми кроликами вместо понурых городских собак и без передышки кричит: «Мама, папа, хочу есть!»
Моя жена тоже возвратилась к счастливым временам детства, когда на пороге родного дома она обувала огромные деревянные корабли, чтобы перебраться через кучи куриного помета к тому самому пресловутому деревянному строеньицу с вырезанным в дверях сердечком…
Она заявила, что никогда больше не купит ни одного яйца в лавке, и подвигла меня заложить небольшую птицеферму. Вскоре она действительно притащила откуда-то огромную курицу, хотя, весьма возможно, это был петух, с когтями как у грифа и гребешком зеленоватого цвета.
Мы окрестили ее Каролиной.
У Каролины имелись два довольно серьезных недостатка. Несмотря на исключительную прожорливость, из нее за несколько лет не выскочило ничего, что хотя бы отдаленно напоминало яйцо. Так как мы Каролину боялись, то позвали как-то бабку Ленцову, и она быстро и гуманно с ней покончила. Мясо Каролины годилось в пищу не более, чем маринованные дубовые доски. Это был второй, и последний, Каролинин недостаток.
С несомненной безответственностью мы недооценили чувства, возникшие у нашей Малышки к курице, первому живому существу в ее короткой жизни, которое девочка могла потрогать своими маленькими ручками, ибо Каролина была так стара, что не могла удрать, как другие куры: она в муке и страхе позволяла гладить себя, коматозно закатывая глаза, подернутые мутной пленкой.