И вдруг почувствовала боль в ноге, а рядом камень упал
— Эй ты! — от неожиданности я чуть не закричала, — Ах ты ж дрянь белобрысая! В вещах ковыряется! Побойся Аллаха, бесстыжая! Ты что творишь?! Мертвецов вещи таскать! Чтоб все проклятия на голову твою пали! Гадина!
Обернулась и увидела ту самую женщину в черном, которая девочку звала, а сейчас мне грозила сжатыми кулаками.
— Брось вещи, шармута проклятая! Брось! Не марай их своими грязными руками!
Женщина схватила еще один камень и в меня бросила. Я подобрала перебранные вещи в охапку и побежала к навесу, стараясь ее не слушать, не оглядываться. Только сердце бьется гулко-гулко, так сильно, что кажется от обиды выскочит из груди и слезы глаза обжигают. Она за мной не погналась, видно им и правда нельзя было в лазарете появляться.
Я свалила одежду на песок, задыхаясь и оборачиваясь на женщину, которая так и осталась стоять с камнем в руках, потом бросила его в сторону и ушла.
— Назира сегодня потеряла двух сыновей и единственного внука. Она не знала зачем тебе вещи. Не осуждай ее и не расстраивайся.
— Они сыновей и внуков потеряли, а я всю свою семью. Сирота я теперь при живых родителях и брате с сестрой. Меня с ними разлучили и никогда мне их больше не увидеть. Но я ведь ни в кого камни не бросаю.
Икрам ничего не сказал, подал мне ножницы и пошел дальше к раненым. А я нарезала тряпки полосками и вытирала слезы тыльной стороной ладони пока он меня не позвал.
— Альшита, сюда иди. Воду неси и тряпки. Живее!
Схватила несколько кусков ткани и побежала на голос Икрама, а когда увидела раненого над которым тот стоял, закатав рукава, задохнулась — у несчастного рана зияет на груди, развороченная почти до кости и его трясет всего как от озноба. Почувствовала спазм и едва успела выскочить из-под навеса, чтобы исторгнуть содержимое желудка.
— Рвать можешь прямо здесь — песком засыплем, ты голову его держи, он вертит ею, не дает рану промыть и зашить.
Пока Икрам зашивал и промывал раны раненым меня выворачивало до пустых и болезненных спазмов в желудке, но я упорно таскала повязки, смачивала спиртом, держала руки, ноги, помогала перевернуть. Через несколько часов мне уже казалось, что я занималась этим всю жизнь и при этом все равно скручивалась в болезненных спазмах от вида крови и обнаженных сухожилий. К позднему вечеру я уже выбилась из сил. За мной так никто и не пришел. Обратно в хижину не позвали. Но я и не хотела. Здесь с Икрамом было как-то спокойней. Я ощущала себя нужной…оказывается это невероятно важно — ощущать необходимость в себе пусть и таким жутким образом.