И тут мужчина, размахнувшись, зашвырнул сокровище в кусты:
– Тьфу ты, я думал и правда что-то. Стекляшка!
Огонек потерял дар речи. Ему казалось, что все это неправда. Он не столько испугался потерять мамину брошку – найдет, видел, куда улетела, – сколько был потрясен, что дядьке она не понравилась. Как такое может не нравиться? Это же красивее всего на свете!
Мужчина в пятнистой куртке понял его ошарашенный вид по-своему:
– Да ты не горюй. Тебе за нее ничего бы не дали. Это и правда всего лишь стекляшка.
– Дерьма кусок, – хохотнул черный. – Дураку кто-то втюхал, он и рад – драгоценность!
И вот тут Огонька прорвало. Он даже сам не понял, как получилось, что он оказался вдруг рядом с мужчиной в черной куртке. Не просто оказался – стучал по его груди кулаками:
– Нет! Не-еет! Драгоценность! Она драгоценность! Это мамина! Это моей мамы, мамы!..
Слезы полились из глаз, и Огонек не увидел, как размахивается злой дядька. Почувствовал лишь сильный удар в лицо, боль; понял, что лежит на спине. И услышал:
– Ах ты, гаденыш! Ну все, доорался!
Что-то клацнуло. Как зубы, только страшнее и громче.
– Перестань, Семен! – раздался голос доброго дядьки. – Опусти автомат!
«Автомат»! Вот как по-настоящему называется та штука, из которой убивают. И что, теперь из нее хотят убить его?..
Он вскочил. Мужчина в черной куртке и правда навел на него автомат. Но как же это?.. Это не надо! Огонек попятился, но наткнулся спиной на твердое. Камень. Большой камень, на котором стоит лось. Если бы спрятаться за него! Но камень большой, не успеть. Лось! Лось! Спаси меня, защити!..
Нет, вблизи автомат не звучал «там-там-там». Он издал оглушительный треск, будто порвалось само небо, из которого прямо в глаза посыпались звезды. А в грудь очень сильно толкнуло, но Огонек не упал, его поддержал камень… И тут он услышал истошный вой и увидел, как согнувшись пополам рухнул на снег злой дядька в черной куртке. Снег под ней тоже стал делаться черным. Или это темнеет в глазах?.. В ушах зазвенело, как будто откуда-то взялись комары… Но и сквозь звон он услышал, как сказал что-то странное добрый дядька:
– Рикошет!.. От лося!.. Мать моя женщина!
«Конечно, женщина, – подумал Огонек. – У всех мама женщина. Только у меня – самая лучшая».
Он уже лежал на снегу, устремив мутнеющий взгляд в небо, в холодное, но прекрасное разноцветье северного сияния. Жизнь уходила из Огонька – словно вылетала новыми цветными сполохами, делая стылую, мрачную землю немного светлее.