– Нет, – перебил Гордей, ведь собеседник мог перечислять до утра, а стоящая у изголовья смерть не собиралась столько ждать. У нее и без того слишком много дел. – Почему я? Почему позвал не родных, не близких, не друзей… а меня?
Наставник с трудом повернул голову и долго смотрел в глаза, где горел не огонь, а северное сияние – столь необычным был этот взгляд, особенно в сравнении с бледным восковым лицом – лицом человека, чья душа таится в темнице за громадной дверью, в которой всего две узкие щелочки.
– А сам как думаешь?
Гость промолчал, Яков тоже не проронил ни слова, покуда зеленые пики на мониторе не сгладились в прямую линию.
* * *
Он пришел на кладбище, когда все разошлись. Посмотрел на старую фотокарточку на кресте, которую каким-то чудом отыскали в отделе кадров среди тысяч документов, и почувствовал что-то странное на лице. Коснулся острых скул, поднес пальцы к глазам и увидел странный блеск. Смахнул теплую влагу рукавом, но тут же появилась новая. Инфекцию, что ли, подхватил какую?
И тут дно взорвалось. Вязкий ил хлынул в стороны, дав дорогу чистейшему гейзеру, все эти годы окруженному непроницаемой стеной, которая не давала боли проникнуть внутрь и в то же время ничего не выпускала наружу.
Дверь с поворотным колесом не просто открылась, ее сорвало с петель, но цену свободы Гордею только предстояло узнать.
– Вот так я и не попал в Планетарий, – сидевший у костра человек в защитном костюме натужно вздохнул, оглядывая закопченный потолок станции Баррикадная. Был он невысоким, краснолицым, в редких волосах намечалась лысина. Расположившийся напротив худенький паренек сочувственно кивнул. Эту историю он слышал уже не раз – когда Хват напивался, он по секрету рассказывал ее каждому, кто готов был слушать, а протрезвев, ничего не помнил. Но Данька делал вид, что ловит каждое его слово затаив дыхание. Он надеялся, что Хват все-таки возьмет его стажером.
Парень с детства мечтал быть сталкером. Мать за голову хваталась, когда он поверял ей свои мысли. Но пару лет назад она умерла – и теперь некому было запретить ему рисковать. И только старик Петрович, долгожитель станции – ему вскоре должно было исполниться 56 лет, – слушая горячие речи Даньки, с сомнением качал головой:
– Так ты хочешь к Хвату в стажеры пойти? Дело хорошее, конечно, но я б не советовал. Уж больно риск велик. Хват – отчаянный, далеко забирается. Несколько лет назад был у него стажер – Васька Рыжий, но однажды Хват один вернулся, Васька наверху остался. С тех пор он и не брал никого – так на него это подействовало. Так что он, может, сам не согласится. Хотя если возьмет – считай, повезло. Удачливый он. Помню, как-то был случай – пошли они наверх с Ефимом Пегим и Жилой. И на мутантов нарвались. В общем, на станцию один Хват приплелся – израненный, измученный, но живой. Слово, что ли, он волшебное знает? Может, и тебя научит, если понравишься ему?