При интенсивном исследовании личности психиатр работает именно с любопытными фрагментами, оставшимися от ночной жизни пациента, неизменно оторванной от его дневного существования. В большинстве снов, содержанием которых пациенту в определенной степени хочется поделиться, часто можно встретить многочисленные признаки защитных операций, вступивших в силу при пробуждении. Хотя фрагменты пересказываемых пациентом снов могли бы оказаться полезным материалом, сохранись в них все существенные детали и подробности, они, как правило, незаметно и неосознанно сплетаются в широкое полотно драматического действия, в котором все, представляющее реальную ценность сновидения, практически безнадежно перемешивается, образуя то, что Фрейд называл вторичной обработкой. Но в действительности эта обработка свидетельствует о вмешательстве системы самости, предопределяющем возможность продуктивного использования этих рассказов. Другие пересказы сновидений, которые доводится выслушивать психиатру, нередко сводятся к простому изложению драматического действия: они очень ярки, красочны, лаконично передают произошедшие события. В некоторых из этих простых пересказов, приходящихся на самые критические моменты жизни человека, присутствует некое сильное чувство, хотя это чувство может быть столь же расплывчатым, как ощущения навязчивости и важности самого сна. Например, человек может прийти к своему другу или терапевту, ведомый желанием поделиться приснившимся ему сном; но по ходу повествования его снова закручивает водоворот пережитого во сне чувства, которое может быть страхом или какой-либо другой сверхъестественной эмоцией, например ужасом. Я взял в качестве примера именно это переживание отнюдь не потому, что оно встречается чаще других, а в связи с тем, что его исключительная важность исключает возможность непонимания психиатром того факта, что в его офисе внезапно сложилась критическая ситуация.
У некоторых людей, чей процесс развития осложнен вмешательством тех или иных неблагоприятных обстоятельств, уже на начальных стадиях можно обнаружить возникновение некоторых крайне деструктивных образований, проявляющихся во сне, - я имею в виду ночные страхи. В отдельных случаях ночные страхи впервые отмечаются в раннем детстве - предположительно, уже в позднем младенчестве - и, насколько мне известно, могут преследовать человека на протяжении всей его жизни, хотя в ходе взросления и личностного развития ночные страхи превращаются в ночные кошмары. Говоря о ночном страхе, я имею в виду ситуацию, когда человек просыпается, пережив во сне совершенно непонятные для него события, тем не менее породившие в нем поистине первобытный страх; при этом он находится на пороге полной диссоциации личности, иными словами - из-за охватившего его состояния паники, он оказывается совершенно беспомощен и дезорганизован. К моменту, когда компоненты личности объединяются в целостную структуру, что дает возможность установления некого подобия интерперсональных взаимоотношений, завеса опускается, т. е. из сознания стираются все следы событий, происходивших в момент возникновения первобытного страха. Поэтому о пережитом ночном страхе человек не помнит абсолютно ничего. Основное отличие ночного страха от кошмара состоит в том, что его содержание полностью стирается из памяти, поскольку ночные страхи возникают очень рано, когда процессу личностного становления угрожает влияние различных деструктивных факторов. А ночной кошмар – страшный сон, воспоминания о котором остаются у человека после пробуждения, приводит личность в критическое состояние, появляясь в тот период, когда личность уже располагает большим арсеналом средств для борьбы с ним; иными словами, личность может использовать интерперсональные взаимоотношения, стараясь установить характер опасности или вырваться из изоляции или одиночества, вызванных этой угрозой.