— Хорошо, Мариночка, — соглашался Мишаня, роняя зонтик, — волны, негатив, кому сказать?
— Горе мое! — бывшая жена всплеснула незагорелыми ручками, скрываясь за поворотом, ведущим вниз, к пляжу, — да Фотию своему, Фо-ти-ю!
— Не расширять… — донесся послушный мишанин тенор. Ника и Пашка переглянулись. Вместе вскочили и, отряхивая руки, бросились к маленькому дому.
— Я первый!
— Нет, я, я первей подумала!
— Та. Я немножко и тебе отдам.
— Еще чего!
На звон железных ступеней из ангара вышел Фотий и, вытирая промасленной тряпкой руки, запрокинул лицо, глядя туда, где за парапетом крыши уже торчали две башки и сверкали стекла бинокля.
— Без вас хоть что-то может обойтись в Ястребиной? Дайте вы людям побыть наедине!
— Пап, да ну. А вдруг он не сумеет? Отдай цейса, Ника. Ща уроню ж тебя с крыши.
— Подожди… О-о-о!
— Что? — засуетился Пашка, толкая ее плечом.
— Что? — заинтересовался снизу Фотий, — ну, что там?
— На колено встал! Цветы! Паш, и правда, цветы, елки-палки! Фотий внизу засмеялся.
— Подожди, у него там и шампанское в кульке. Все магазины обегал, пока я ждал. Все искал то самое. Как в первый раз, значит.
— Ника! — грозно сказал Пашка. Она сунула ему бинокль и затопотала по лестнице вниз, звеня ступеньками. Выходя из тени, пошла к мужу, что стоял на свету, сунув руки в карманы старых камуфляжных штанов и чуть сутуля широкие плечи, обтянутые любимой черной футболкой. Склонив голову набок, смотрел, как она подходит, поднимая лицо, и карие глаза темнеют, а на скулах разгораются легкие пятна румянца.
— Стоит. Говорит че-то, — докладывал увлеченный Пашка. Ника прислонилась к черной футболке и обхватила Фотия руками.
— Ты поверишь, я до сих пор к тебе не привыкну никак. Ты что — совсем-совсем мой?
— Да, Ника-Вероника. Именно. Она вздохнула, и снова прижалась, слушая сердце. Ей ужасно нравилось, что оно бьется так мерно, такое надежное. Только по ночам, когда они любились… Не надо сейчас про ночь, приказала она себе.
— Ты еще не успел меня заревновать к Пашке?
— Почти. Потому и вышел. Присмотреть.
— Угу. Я вовремя спустилась.
— Руку целует! О-о-о! Марина кивнула! Кивнула, пап! Ы-ы-ы-ы, Мишаня ее на руки берет! Да вы что там, оглохли, что ли? Пашка отнял от лица бинокль и посмотрел вниз, на светлую макушку и под ней — копну вьющихся каштановых волос.
— Целуетесь снова! Ну как маленькие. Эгоисты! Там, между прочим, судьба решается!
— Угу, — отозвался Фотий, обнимая Нику за плечи, — второй раз уже, кабы не третий. Паша, давай вниз, они нас ждать будут, через…
— Через сорок три минуты, — подсказала Ника. Вдвоем они поднялись на крылечко маленького дома.