— Господи!
— Такие вот добренькие бывают. Поняла? Ника закивала. Не удержавшись, добавила:
— Вот и Ласочка. Она с виду добренькая.
— Что ты заладила! — Пашка встал, снимая кота и усаживая на нагретую табуретку, — она же баба! Девка! А то был мужик. Разница есть? Ника отставила пустую кружку и засмеялась, тоже вставая:
— Историю учи, герой! Да мы вам мужикам в коварстве сто очков дадим вперед! Пойдем уже трудиться?
В спальне, снова натягивая свитер, Ника нащупала в кармане рубашки обрывок фотографии и, вытащив, повертела в руках. Рассказать ли Пашке? Но все было таким непонятно расплывчатым, а у него и так в эти дни горестей хватило. Она снова засунула ломкую полоску в карман, наказав себе выбрать немножко времени и сосредоточенно подумать — насколько это важно. Может, просто пустяк.
Март шел по-над морем, меряя степь неровными медленными шагами.
Никуда не торопился, замирал, останавливая время и злорадно ухмыляясь из-под насупленных холодных бровей. А то, вдруг раздобрившись, светил солнышком, но только Ника с надеждой запихивала в карманы куртки вязаные перчатки — снова щерил ледяные зубы, кидал в лицо горстями стылый ветер, который, казалось, воет насмешкой в озябшие уши — не будет вам весны, не придет! Кроме неприятного марта, который виделся Нике одетым в ношеные лохмотья стариком, ничего в Ястребиной бухте особенного не происходило. Да и старик-март не скажешь, что происходит, сердито думала она, напяливая надоевшие перчатки. Хорошо, работы полно, хотя, говоря слова и думая мысли о том, что к сезону надо успеть как можно больше, она уже в наступление горячего летнего сезона не верила. Откуда бы ему взяться тут, в насквозь промерзшей степи, раскинутой над свинцовым морем, как старый дырявый платок.
— Я знаю, — сказала как-то, отодвигая ногой банку с краской и застегивая испачканными пальцами воротник до подбородка, — я поняла, у нас зима — весной. Так? Фотий кивнул, вытирая кисть, которой подкрашивал железные перила.
Ника скорбно вздохнула.
— А я радовалась, какая теплынь, трава в ноябре по колено. И в октябре, помнишь — бабочки и пчелы? А она просто переехала! Началась в январе и, погоди, февраль, март, да еще, наверное, прихватит кусочек апреля?
— Как всегда, — Фотий улыбнулся ее расстроенному лицу с пятном краски на щеке, — зато потом лето, не забыла? Нам бы успеть. К маю.
А там закрутится, Ника-Вероника, еще будешь вспоминать, как мы у печки ленились.
— Хочу уже вспоминать. Ветер загремел, утаскивая снятую с банки крышку, покатил по двору, швырнул на ступеньки. Фотий снова посмотрел, как Ника вытирает покрасневший нос скомканной бумажной салфеткой.