Наконец, среди двух холмов впереди открылось еле видное в сумерках море, и перед ним горсточка слабых еще огоньков.
На дрожащих ногах Ленка выгрузилась следом за галдящими пассажирами. Огляделась, еле различая в мягком тумане стены домов и купы деревьев. Подошла к шоферу, который возился у морды автобуса.
— Извините, мне нужно в санаторий «Ласточка». Вы не знаете?
— Санаторий? — бодро удивился шофер, — так тебе, голуба, раньше вылезать, три остановки зря ехала. Там они все, а тута что, тут жилые дома, да центр. Универмаг.
Ленка обвела глазами крошечный автовокзал, вернее, козырек над лавками и киоск с закрытым окошком. Листок с расписанием, забранный под плексиглас.
— А автобусы тут ходят?
— Я хожу, — согласился шофер, вытирая руки тряпкой, — вот через десять минут обратно. Так что садись, доедешь. Как название говоришь?
— «Ласточка», — устало сказала Ленка, взбираясь обратно в салон, — школа санаторного типа.
— Вылазь, — вдруг отказался шофер, — не туда тебе. Если школа, то дальше, по шоссе, там детские, оно, наверное, там.
— Далеко? — Ленка покорно полезла вниз.
— Та не, — одна остановка и там начинается линия. Лагеря там, ну всякое, что с дитями.
— Спасибо.
Ленка ушла к лавкам и свалилась, вытягивая ноги. Надо немножко отдохнуть, а то не доползет даже эту остановку. Все равно уже приехала, десять минут роли не играют.
Автобус порычал и уехал, увозя черные головы малочисленных пассажиров. А Ленка все сидела, расстегнув пальто и вытянув ноги. Наконец, поднялась, и, вспомнив, что нужно быть благоразумной, подошла к расписанию.
— Вот черт, — сказала шепотом, дергая ручки сумки на плече, — да черт же!
Автобус со знающим шофером оказался последним. Следующий — утром, в половину седьмого.
Топчась у расписания, в панике огляделась. Туман мягко окутывал грани и плоскости, светили через него окна в домах, темнел напротив магазин, в котором окна были слепыми, а на дверях висел замок на страшной железной поперечине. У невидимой стены комком шевелилась собака, чеша себя лапой. И издалека, видимо в открытую форточку, слышался смех и пение телевизора.
Ленка вдруг поняла — да она совсем одна, в чужом городишке, почти без денег, в кармане пальто смятые рубли и горсть мелочи. А скоро ночь, и где ее ночевать, если даже автовокзала тут нету. И еще искать «Ласточку», а по телефону эта, Лариса Петровна, что-то такое говорила, насчет «переезжали в другие корпуса»…
Она прикусила дрожащую губу. Вот Рыбка сказала бы, вздергивая подбородок, не ссо, Малая, и они вместе убрели бы куда, поближе к морю, подкалывая друг друга. И наверняка нашли бы какой навес, или лодочный разбитый гараж, сели, как две сиротки, и смеялись бы над собой. Совсем не печально, разве что так — страшновато-весело. А если Семки, та собралась бы плакать, начала злиться, Ленка прикрикнула на нее, и снова легче, ведь нужно заботиться о нещасной Викочке.