Старый парк был разбит над обрывом, и деревья осторожно подходили к самому краю, где ветер срезал пласты глины, вывернув наружу корни кустарников. Казалось удивительным, что обрыв остается на одном месте, а не идет навстречу деревьям, подминая и обкусывая заросшие густой травкой поляны и шеренги диких зарослей сирени.
Тут всегда было хорошо и спокойно. Особенно осенним днем, когда старый летний кинотеатр, где летом располагалась дискотека, спал, слепо глядя на редких прохожих облезлыми деревянными ставенками с полустертыми надписями «Касса».
Девочки прошли мимо, смеясь и вспоминая какие-то мелочи, связанные с шумными вечерами, полными музыки и тревожных пульсирующих огней. Рыбка тащила пакет с измятым лицом Пугачевой, закатанным в грубый полиэтилен. В пакете увесисто лежали две бутылки кефира и сверток промасленной бумаги.
— А помнишь, Вова Индеец с дерева прыгнул? На забор и вниз. Семки как заорет, все визжат, а он такой, прям индеец-индеец, только перьев на голове не хватает.
Рыбка сбоку посмотрела на разгоревшееся Ленкино лицо. Сказала привычно-саркастически:
— Угу. Рубля у мальчика не было, за билет заплатить. Вот и сиганул через забор.
— Ну тебя, Рыбища, никакой с тобой романтики, — расстроилась Ленка, пиная сапожком шуршащие листья и распахивая куртку, — смотри, солнце какое, теплынь.
— Зато ты у нас сильно романтичная. Ты к нему не лезь, поняла?
Рыбка задрала подбородок и, как всегда, когда волновалась, а волновалась она беспрестанно, ускорила шаги. Под ногами то цокало, то шуршало. В макушках деревьев гулял теплый ветерок, ероша перья скандальным скворцам.
— Я лезу, да? — обиделась Ленка, — ну, была влюблена, сколько там, месяц? Весной.
— Угу, — ядовито ответила Рыбка, суя руки в глубокие карманы плаща и на ходу размахивая полами, как крыльями.
Ленка пристроилась рядом, тоже сунула руки в карманы куртки и стала старательно копировать рыбкины взмахи. Переглянувшись и сделав каменно-серьезные лица, они прыжками и подскоками двинулись по дорожке к обрыву, старательно вытягивая носочки и задирая коленки, как можно выше.
— Одеяла на сторону сброшены, — пыхтя, умильной скороговоркой зачастила Рыбка, — и зеленки яркие горошиныыыы…
— Носики! — заорала Ленка, торопясь успеть раньше подруги, — курррносики!
И хором, понижая голоса до хриплого баса, закончили:
— Сопят!
С хохотом упали на теплую парковую скамейку, Рыбка пристроила рядом пакет, звякающий бутылками.
— Весь локоть оттянула, давай уже пожрем, и к Петьке.
— Вроде неохота еще, — Ленка вытянула ноги, расстегнула пуговицу самопальных джинсов, — о-оххх.