— Пойдем завтра наверх? — предложил, укладываясь рядом на теплый песок, защищенный от солнечного жара редкой тенью ажурных веток.
— Нельзя, — быстро ответила Неллет, бросая на песок недоплетенную корзинку из сухих травин, — мы не успеем вернуться к ночи.
— Заночуем на дереве. Как в первую ночь. Зато мы увидим, что там, на другой стороне.
— Зачем? — она отвернулась, обнимая загорелые блестящие колени. Волосы рассыпались, укрывая плечи.
Даэд поднял брови, раздумывая, что сказать.
— Тебе совсем неинтересно? Мы что, так и будем тут, всю жизнь? Ночью в хижине, днем на полянах и у воды.
— Разве это плохо?
Даэд потрогал локоть, выглядывающий из светлых прядей.
— Нет. Не плохо. Но мне интересно! Странно, что тебе нет. И насчет ночи, почему мы никогда не остаемся до заката? Тут вот. Может быть, ночью…
— Что ночью? — ее голос стал отрывистым, резким.
Даэд вспомнил, как они с друзьями убегали смотреть закат на открытые витки башни. Величавое действо, смена торжественных красок, потом — ночная темнота, в которой вдруг появляется свечение, откуда-то сбоку, и оказывается, светящиеся уровни башни кидают отблески на ночные горы облаков, смешивая свой свет со светом пустоты. Очень красиво.
— Если за холмами что-то есть, ночью мы сможем увидеть свет. Оттуда. Помнишь, я рассказывал тебе…
Она вдруг встала и пошла, взрыхляя босыми подошвами песок. Быстрее и быстрее, резко отмахивая локтями каждый шаг.
— Неллет! Подожди!
Он догнал ее в три прыжка, схватил за плечо, под пальцы попали длинные волосы, Неллет дернула головой, вскрикнула от боли. Даэд обнял ее, плачущую, весь в растерянности, топтался, гладя по макушке и дрожащей спине.
— Я, — у нее прервался голос, — это потому что я никак не могу стать тебе настоящей женой, да?
— Что? Нет!
— Да. Да! Ну хочешь, сегодня ночью…
— Перестань!
Вместе, обнявшись, они медленно пошли в тень, забыв на песке плетеную циновку и плод-горлянку с остатками воды.
— Я не хочу. Чтоб ты делала что-то, чего не хочешь сама.
— Ты же хочешь! Ты сказал, ты мне муж. А я…
Даэд не нашелся, как ответить ей складно. Да, он хотел. Иногда невыносимо сильно, ведь спали рядом, каждую ночь. Но еще в первые дни, когда прижал к себе, сходя с ума от запаха ее кожи на шее, она разрыдалась и напугала его страшно. Напугалась и сама. Так что днем они серьезно поговорили, Даэд сердито велел ей не смотреть такими виноватыми глазами и взял обещание пока что выбросить из головы все, кроме забот о еде и других насущных делах. И самому стало вдруг сразу легче. Видимо, прежняя избранность и ритуалы башни висели в сознании какой-то, пусть почетной и намечтанной, но обязанностью. А если не нужно пытаться ее исполнять, то все становится проще. И верно, думал, лежа и стараясь дышать потише, слушая, как дышит она рядом, тут совсем другая жизнь, и правила в ней другие. И мы тут — совершенно одни. Это наше дело, мое и Неллет.