— Сети густые, с мелкой ячеей. У них большая парусность. Потому охотники следят, чтоб шквал не порвал или не вывернул сеть. У них крылья.
— Они летают? — Неллет восхищенно уставилась на его лицо.
— Ну… не так, как летают птицы пустоты. У них на спине укреплено крыло. Из плотного шелка. Если нужно поправить сеть, охотник прыгает, крыло разворачивается и держит его в теплом воздухе. Кто умеет, тот может добраться да самых концов шеста и потом вернуться на внешний край сам. Кто летает плохо, того просто вытягивают веревкой. Я тоже умею, — похвастался Даэд, — не очень хорошо, но я бы хотел научиться лучше.
— Воздушный дракон.
— Что?
— Только не из шелка, а из расписной бумаги. Такая игрушка. Человек стоит на земле, держит крепкую нить в пальцах. А дракон наверху, где ветер.
— Да, — кивнул Даэд, — похоже. И что ловят воздушные драконы?
— Ничего, — Неллет пожала плечами, — ветер ловят. Солнце и свет. Очень красиво.
— Да, ты же сказала, игрушка. Знаешь, оказывается, тут, на земле, небо почти не нужно. Ты наклоняешься и вот у тебя еда. Или рыба. Так, будто подарки. В Башне подарки приходят из неба. Их приносят ветры. Ветры месяца Кану самые сытные. Они полны насекомых, бабочек, мелких птиц. Нет, птиц не едят, они живут в садах. Но если не попадаются в сети долго, то прежние умирают, не принося хороших птенцов. А еще в сети сыплется манна. Это очень вкусно. Женщины сушат ее на полотнах, складывают в мешки. Манной посыпают хлеб или кашу. Она сладкая и щиплет язык. Если повезет, можно поймать целую стаю оликантеров, они…
— Даэд? Откуда ветер приносит подарки?
— Из пустоты, — Даэд слегка удивился, — там много всего.
— Ты не думал, что ветер забирает свои вещи с земли? И после крутит их, носит и что-то достается вам. То есть, нам.
— Нет в пустоте ничего, кроме Башни, — быстро ответил Даэд.
— А это? — принцесса повела рукой над дрожащей водой ручья, подняла ее, указывая на деревья, — и — это?
— Зря ты говоришь. Элле Немерос сказал, сны Неллет дивны и недоступны пониманию обычных людей. В снах Неллет существуют собственные миры — миры снов, и миры, давно ушедшие из реальности. Я до сих пор не знаю, где мы.
— Может быть, Башня снилась тебе, — улыбнулась Неллет, — а тут… Нет. Не нужно.
Она поднялась и быстро пошла к зарослям. Даэд приподнялся следом, но в это время в сеть, вильнув кисейными хвостами, вошли сразу две толстых рыбы, и он остался, выдернуть их из воды, пока не порвали непрочное плетеное рукоделие.
Насаживая рыбин на кукан из тонкого прута, думал. Конечно, он постоянно думал, какой из миров более настоящий. На исходе первого месяца, когда стало понятно — они не умрут с голоду и не станут едой тварей, он страстно желал, чтоб настоящим оказался мир земли и деревьев. Хотя в нем так много непривычного и кривого, неровного. Главное, Неллет тут совсем здорова, такая красивая, и они бегают наперегонки, видно, как ей это нравится. Но тревожащий шум из-за вершины холма напоминал ему, как мало знает он про этот мир. И Даэд вдруг вспоминал тех самых певчиков, пойманных сетями месяца Кану. Они жили в садах развлечений, где в кадках росли плодовые деревца, вились по консолям лианы с гроздьями винограда, летали бабочки и стрекотали кузнечики. Певчики строили себе гнезда, не все. Многие летали, бились в сети, которыми были затянуты внешние края садов, и потом умирали от старости. Те же, кто выводил птенцов, успевали сделать это дважды или трижды, и каждое следующее поколение было слабее предыдущего. Им, принесенным из великой сверкающей пустоты, оказывалось мало просторных садов. Нужно было что-то еще. Мы с Неллет, думал он мрачно, как те певчики, запертые в прекрасном сытном месте. Может быть, кто-то снаружи развлекается нами? А еще эта ее тошнота, которая приходит по утрам.