* * *
А потом девушка увидела Натали на ежегодной вечеринке, устраиваемой журналом «Wedding day». После модного показа акула мира моды вышла к гостям, закутанная в белоснежные меха и сияющее вечернее платье от Веспера, настолько умопомрачительная и роскошная, что глаза слепило не только всем присутствующим, но и самой Марусе.
— Пусть следующий год принесет нам еще больше радости, чем предыдущий! — Произнесла она с непередаваемой манерностью и, улыбаясь, подняла бокал.
А пригубив его, спустилась со сцены и легким движением сбросила меха в руки Виктору, с которым Маруся весь вечер старалась не встречаться взглядами.
Еникеевой в очередной раз неприятно полоснуло по сердцу.
Эта женщина сияла. Где-то дома, с няней оставался только-только пошедший на поправку Сережка, а она так красиво отыгрывала свой гламурный образ перед собравшимися, что становилось тошно. Самое неприятное: Натали действительно выглядела роскошно. Картинно прижимала руку к груди во время разговора, наигранно кривила губы, фальшиво смеялась. Сексапильная, красивая, с прекрасной фигурой — она так заботилась о своем внешнем виде, что вряд ли могла хорошо позаботиться о том, чтобы ее муж был по-настоящему счастлив.
Бедный-бедный Витя.
Как же несправедлива жизнь!
— Не смог вырваться, прости. — Шептал Витя, подминая Марусю под себя.
В городе стояла мертвая тишина. Новогодние салюты отгремели, всю ночь праздновавшие жители улеглись спать, белый снег медленно падал на землю, прикрывая свидетельства вчерашних буйств: разбросанные по двору конфетти, фантики и клочки мишуры.
— Я ждала тебя всю ночь…
— У Сережки температура поднялась. — Крепкие руки назойливо лезли под юбку. — Прости, не мог позвонить.
— Отправил бы смс. Всего пару слов, Вить.
Ее трясло от воспоминаний о целом дне на кухне: салатики эти долбаные, пельмени самолепные, голубцы, мясо под сыром. А ближе к восьми вечера она переоделась в платье, надела каблуки, нанесла макияж и принялась ждать. Когда поняла, что он не придет, налила себе шампанского, выпила. Потом еще бокал и еще. Уснула под утро под оглушающие залпы фейерверков. А теперь он пришел: свежий, выспавшийся, благоухающий парфюмом. Пришел к ней, помятой и злой, и еще пристает.
— Марусь, ты опять за свое. Я не мог. — Жадные губы, несмотря на ее сопротивление, прокладывали горячие дорожки от шеи вниз.
— Но ты обещал.
Грубый толчок.
— Я не обещал, — он оттолкнул ее и схватился за голову. — Я не обещал! Я сказал, что постараюсь! Ты опять за свое?
— Вить. — Она не узнавала свой голос. Таким жалобным и пискливым он был. — Но я ведь ждала…