Maria Paraketsova
***
Бабушка, родом из крохотных лесных хуторов под Смоленском, была под оккупацией. Говорила, что немцы вели себя очень жестоко, расстреливали, отбирали всю еду и издевались над людьми. С другими бабушкой и дедушкой я пообщаться не успел. Отец, 1941 г. р., рассказывал про оккупацию Донецка. В их дворе стояли немцы. Вели себя культурно, подкармливали, особенно детей. Но за малейшую провинность или нарушение оккупационных законов следовало жесточайшее наказание. На улицах вроде бы не стреляли, были какие-то суды.
Corvalol
***
Моя бабушка — 1924 года рождения. Жила в украинском селе в Полтавской области. От нее я слышала только, что в село приходили партизаны, она их перевязывала. Они жили на краю села, возле речки, туда можно было прийти тайно. Ее старший брат всю жизнь не вступал в колхоз, был «браконьером». От него рассказов было не добиться. Но судя по тому, что сестру он не осуждал, — наверное, тоже принимал участие в такой пассивной помощи, вряд ли она в свои 17—20 лет могла без помощи семьи что-то решать.
Vika Ryabova
***
Родители работали. Практически ничего не рассказывали. Мама в 17 лет пошла на завод «Красный пролетарий» учеником токаря, где чуть ли не в первый день ей раздавило большой палец на руке. Но больничный был не предусмотрен. Знаю, что дежурили на крышах — гасили зажигалки, рыли окопы. Попадали в бомбежку.
Самое вкусное, что за войну ела, — это пожаренные на машинном масле гнилые картофельные очистки, найденные на улице младшим братом. Подходила к дому, почувствовала запах и упала без чувств.
Поступала в театральный в платье, сшитом из старой папиной военной формы.
Потом работала в политотделе Военных научно-исследовательских учреждений Москвы, в том числе начальником секретной части Главного артиллерийского управления Красной Армии. Но раскрутить на рассказы было невозможно.
Отец — после номерного завода — был групповым инженером Особого конструкторского бюро ГАУ ВС. Он вообще молчал всю жизнь.
А в 53-м ему «не нашлось работы в Москве».
И действительно, что они могли нам рассказать…
Юлия Смирнова
***
Бабушка совсем маленькая была, самые яркие воспоминания — как они с братьями—сестрами нашли заплесневевший сухарь и принесли маме (ели лебеду, похлебку из мякины варили), а она его младшему, двухлетнему, отдала. Всю жизнь потом бабушка ему этот сухарь припоминала. Или как зимой партизан посреди деревни расстреляли, а весной потекли ручьи с кровью — и ничего, бегали, играли, только потом, после войны уже, ужас пришел, и долго ей потом эти ручьи снились — как кровь течет среди грязного льда, а тощая собака бегает и оттаявшие куски мозга выгрызает.