— Степаныч! А шоферов с Варсонофьевского, ну, «козлобоев», — их не заметут?
— Это за какие такие грехи?! Они Закон возмездия исполняют. Янис–то, Доред, не соврал: есть такой закон! Мерзавцев до невозможности развелось. А им укорот требуется. И если сами сообразить не могут, что можно делать, а что делать не следует, — им объяснить надо. Слушать не захотят? Ну, тогда посадить.
— И на Варсонофьевский?
— Зачем сразу… Ты про это меньше поминай для твоего же здоровья. А наказывать следует: говорю тебе — мерзавцев развелось видимо–невидимо! Вот пример. Мы с тобой кино смотрели — называется «Веселые ребята». Они, конечно, веселые, ничего не скажешь. Теперь вспомни: где ихние коровы, да козы, да свинки пировали–веселились? Что им скармливали за столами? Ты с бабкой старой такую еду видел когда? И чтобы ее — скотине? Негоже это не то, чтобы в натуральном виде делать, но даже подумать о том. А ведь едено там и пито скотами, и изгажено до невозможности не когда–нибудь, когда еды – хоть завались! Но в те самые годы и дни, когда народ с голоду пухнул, помирал, а кое–где доходило, что детишков кушали, с ума свихнувшись. А тут им такое кино! Неизвестно мне, как где, а у нас в клубе, когда была встреча с Александровым, да с Утесовым и Орловой, им наши все сказали, что накипело, когда, отсмеявшись, сообразили что почем. Сказали: кино ваше веселое — что кусок мяса, которое кажут голодному с вашего высокого балкона и тут же псу кидают. Не так? Так, конечно.
Однако с декабря 1938–го зэки из лагерей и тюрем освобождались сотнями тысяч. Но ведь из миллионов. Из миллионов «надежно» сидевших. Теперь в нашем доме, в других домах, в которых от нас тайн не держали, все чаще и чаще появлялись освободившиеся счастливчики. Ночевали, и после одного–двух дней отдыха на чистой постели, чуть отойдя, отъевшись на бабушкиных харчах, начинали рассказывать страшное. Потом, ответив на все наши вопросы, бывшие зэки двигались дальше – к собственным домам. Если, конечно, дома эти, суть семейные гнезда, чудом не были разорены еще во время их арестов. И если в выданных им взамен паспортов справках, что «видом на жительство не служат, при утере не возобновляются», не стоит «минус» — запрещение отныне проживать в пяти, в двадцати, в сорока и даже в шестидесяти режимных городах всяческого подчинения…
Они уходили, временно перемещаемые из глухих обособленных зон «малого оцепления» в кажущуюся безграничной территорию «большого оцепления», официально именуемую «СССР». А мы с Алькой, Ирой, Маринкой ночами садились за листки тетрадей, за обломки командирских линеек, за огрызки карандашей. И вписывали в свои «лагерные списки» все новые и новые фамилии оставшихся в зонах «малых оцеплений» знакомых ушедших гостей. Заполняли колонками имен и адресов новые тетрадные листки…