и есть Плохое! Плохое – это вы».
Уоллес опубликовал этот рассказ в студенческом журнале «Амхерст Ревю» после возвращения в колледж в январе 1984 года. В тот год сочинительство стало первостепенным для него, более продуктивным способом, которым Дэвид поглощал и выражал свою безудержную энергию.
«То, что он говорил на занятиях и когда просыпался, так и лилось потом со страниц, и еще были другие ситуации, когда он помогал мне с моими сочинениями, – все это позволило мне понять, со всей очевидностью, что он здесь в своей среде, – говорит Колмар. – Он был “заземлен”. Но в то же самое время испытывал некоторую робость, застенчивость – “застенчивость”, пожалуй, верное слово. Я не часто использую это слово. Но Дэвид, определенно, не хвастался».
В тот последний год в Амхерсте, твердо решив стать писателем, Уоллес начал писать дипломную работу, которая вылилась в роман под названием «Метла системы» (The Broom of the System). Это была история молодой женщины, Ленор Стоунцифер Бидсман, чья пра-прабабушка, будучи ученицей Витгенштейна, сообщила: «Все, что реально существует в моей жизни, это то, о чем можно высказаться».
«Метла системы» была еще одной попыткой Уоллеса поиграть в слова, его дань Витгенштейну. Теория картин языка, изложенная в «Трактате» австрийского философа, – это слова, похожие на маленькие образы, взаимно однозначные представления опыта; в конце концов они захватывают нас в ловушку наших собственных личных слов, и мы никогда не можем быть уверены, строит нам язык мост или тюрьму. Вкратце, Уоллес определяет: «Вы ищете солипсизм».
К Витгенштейну Уоллес относится с особым почтением. Причина, скорее всего, заключается в решении Витгенштейна о невозможности жизни с таким окончанием: «Он понял, что отсутствие завершения может быть ужаснее солипсизма». Когда это осознание пришло, Витгенштейн развернулся на сто восемьдесят градусов: в «Философских исследованиях» он доказывает, что язык – это единственная возможность, если он функция взаимоотношений между людьми, если он «зависит от человеческого общества». Как указывает Уоллес, этот подход все еще не решает проблему того, что мы не можем знать, имеем ли мы в виду те же самые образы, когда говорим о них, хотя «мы по крайней мере собрались здесь вместе».
Уоллес также обнаружил, что идея о существовании только лишь личности – ничто больше не может быть познано или постигнуто вне личности – является отвратительной: и с философской точки зрения, и с личной. «Из жизни самого Дэйва пророс этот ужас солипсизма, своего рода пожирающий бог, – говорит Костелло. – Здесь главный герой скорее солипсизм. Это штука, которая периодически появляется и атакует, солипсизм как вирус. Дэйв бы ужасно озабочен изображением ощущений человека, попавшего в лапы такого – и, конечно, само изображение явилось ответным ударом, актом самозащиты. Это одна из причин, по которой его работа была мне так интересна: само описание действия и описание для назидания читателя, как добиться самозащиты… Я думаю, в определенные моменты его сочинения, скажем так, светились чувством уверенности, что мы добьемся, что нас ждет победа. В другие моменты – нет. Но нет сомнений в том,