— Ой, прямолинейная какая! Ничего от тебя не скроешь.
— А ты не скрывай! Что — если устроюсь я к вам поварихой, то должна буду и по ночам отрабатывать? Под кем?!
— Ты это брось! Ты что говоришь? Не по-морскому! Народ разный, конечно. И женщины разные. И мужчины. А закон на море един: повар — член экипажа. Не смей обижать. Не балуй, где живёшь, не живи, где… Стоп — это мужское, тебе это не надо. Экипаж — это семья!
— В семье не без урода. Это я поняла уже, тебя слушая… Хороший ты, хороший! Успокойся. Горяч, как Шекспир на сцене. Так что ты насчёт подруги?
— А чтобы не одну мне тебя вести — тебе же спокойнее.
— Куда вести?
— На судно. Чего ты так смотришь? Зачем откладывать? Сейчас прихватим подругу и пойдём.
— Так сразу?
— Не сразу, сначала в магазин заскочим, — показал пустой карман. — А наши у причала стоят. Посидим. Вечер-то ещё — только начинается! Посмотришь, послушаешь. Ты на судне была когда-нибудь? Нет? Ну, решай…
— Театр! — Только и нашла, что сказать ему. Посмотрела на фонарную улицу, огни города, звёзды, тёмную спину ночной горы — все было усталым, все хотело покоя, а ей захотелось… Она вдруг задумалась.
Васька стоял посреди улицы, не зная куда идти:
— Куда идти, Таня?
— На рейд!
— На рейд? — Он долго раскачивался, будто мысли раскручивал, и сказал трезво и весело:
— Молодец, Танюха! В магазин! За подругой! И — на пароход! Полный вперёд!
Перед магазином стоял моряк — чёрный плащ был расстёгнут, белый шарф развевался, голос гремел на два квартала:
— Идём по Ла-Маншу! Ночь. Ветер и дождь. Справа — скалы Шербура в пене волн! Слева — Англия плачет от шторма! Волну принимаем по самые уши. На пароходе только два человека знают — где мы и куда идём: я и капитан! «Кофе с коньячком, Петенька, — говорит он мне. А я отвечаю: Е-ас!.. Капитан!»
Люди начинают останавливаться и собираться в зрителей. Женщины приглядываются: морячок-то ещё ничего себе…
Кто-то из молодых курсантов подходит и говорит медленно:
— Ты чего шумишь, мореман? Чего хочешь?
— Коньячку бы морячку бы…
— Не хватило? На такси до парохода?
— Настроения мне не хватило.
— Возьми на сто грамм!
— Обижаешь?! А другу? Я же моряк! В одиночку я пить не буду!
— Во, дает, мариман… ну, возьми и на друга…
— Какой это мариман? Это Петька с проспекта. Он когда-то два рейса стюардом сходил, а потом — буфетчиком в баре портовом… Дурачком катается.
Моряк в чёрном плаще отрезвел вдруг, сгреб с ладони курсанта купюры и сказал на прощанье:
— Дурак не дурак, я свои триста грамм коньячка каждый вечер имею. Чао! — и пошёл валкой походкой уходящего в шторм. И голос его опять гремел меж домами, подкидывая небо и привлекая любопытных: