Девушка в цепях (Эльденберт) - страница 127

— А кресло и настил в ванной? Что произошло с ними?

— Суть твоей магии. Глубинная Тьма.

Глубинная — что? От самих этих слов по коже прошел мороз.

— То есть…

— То есть Смерть. — Он повернулся в самый неподходящий момент: я по-простому полезла рогаликом в джем и макнула туда пальцы.

Случайно, разумеется, просто на слове «Смерть» рука дрогнула.

Воспоминания о текущем сквозь меня холоде были настолько неживыми, что на миг показалось, будто сердце перестало биться. Я вспомнила сорвавшиеся с рук черные ленты и мысленно содрогнулась.

— Что будет, если такое повторится? — спросила внезапно севшим голосом.

— Не повторится, если ты научишься этим управлять.

Управлять? Как я научусь этим управлять, ведь я — женщина! Даже если каким-то образом леди Ребекке удастся найти (через связи мужа) практикующего некроманта (что само по себе невероятно), вряд ли он захочет меня обучать. Честно говоря, я вообще смутно себе представляла, что леди Ребекка захочет говорить о таком. Виконтесса всегда была очень практичной и терпеть не могла магию. Что толку тратить время на то, что не приносит никакой пользы?

— Думаете, кто-то возьмется меня учить? — с губ сорвался смешок.

— Я.

Прежде чем я успела что-либо ответить на это (заявление? предложение?) — Орман шагнул ко мне и перехватил мою руку, мягко отнимая рогалик. Вздохнуть не успела, как его губы коснулись моих пальцев, а в следующее мгновение он удивительно мягко втянул один из них в рот.

Из груди разом выбило воздух, а меня выбило из реальности.

Я чувствовала только прикосновение губ к кончикам пальцев. Губ, а еще языка, медленно скользящего по коже. От бесстыжей ласки бросило в жар, я не успела перехватить сорвавшийся с губ протестующий вскрик, который прозвучал как стон. Широко раскрытыми глазами смотрела, как Орман медленно выпускает изо рта мой палец, позволяя прохладе коснуться пылающей подушечки. Скольжение языка по кончику другого пальца отозвалось пронзительным удовольствием в самом низу живота. Содрогнувшись от короткой умопомрачительной вспышки, закусила губу.

— Сладкая, — произнес он и медленно облизнул губы. — Какая же ты сладкая, Шарлотта…

— Это не я. Это джем.

— Именно ты.

«Именно ты» его низким хриплым голосом обрушилось на меня с такой силой, что я отдернула руку.

— Не смейте! — сказала яростно, с трудом сдерживая прерывающееся в такт колотящемуся сердцу дыхание. — Не смейте ко мне прикасаться!

— Ты правда этого хочешь, Шарлотта? Хочешь, чтобы я никогда больше к тебе не прикасался?

Переход с запястья в ладонь пульсировал и горел. Казалось, я все еще чувствую его пальцы там, где они раскаляли мою кожу. И не только там, но и внизу… воспоминания о сне нахлынули, увлекая за собой, воскрешая бессовестно-властные движения, терзающие и дарящие удовольствие.