— А ведь ты, баба Катя и первую мировую помнишь?
Игорь присел на табурет рядом со столом, с интересом наблюдая за бабкиными руками. Та покивала головой, раскатывая очередной раз шар жёлтого теста.
— А как не помнить? С этой войны всё тогда и началось.
— Что началось?
— Вернее это было уже после, но до революции, когда к нам в село георгиевский кавалер пожаловал. Вот тогда и началось.
— Да что началось-то?
— Горе началось сынок. Беда пришла. — Она быстро смахнула со щеки, набежавшую слезу, но дела своего не оставила. — Лучше бы он тогда мимо прошёл, может ничего бы тогда и не случилось.
— Ты это о ком баба Катя?
— О нём, об Алексее. Алексее Буранове. Давно это было — ещё в шестнадцатом. Тогда многие мужики с войны возвращались. Кто домой к себе шёл, а кто и просто места себе на земле искал. Однажды летом у нас в Лотошниках солдат объявился. Вся грудь в крестах, да и всё при нём. Высокий, курчавый, грудь широкая, а в плечах сажень косая. Красавец, одним словом. Он на постой у Комарихи остановился, да так потом и остался. Девчат у нас много незамужних было, да все как на подбор. Вот он огляделся, да решил избу ставить прямо в селе. Я сама тогда в девках ходила. И мне он в душу запал. По ночам всё думала о нём.
Баба Катя горестно вздохнула, видимо воспоминания давно минувших лет подняли на свет знакомые до боли образы. Вылепив из теста кругляш, она водрузила его на противень и слегка распластала, превратив в высокую лепёшку. Уверенно подхватив широкий противень, она аккуратно поставила его в духовку и закрыла дверцу.
— Ну вот. Пусть теперь подходит. — Она обтёрла о фартук руки и направилась в свою комнатку. — Прилягу я. Устала немного. А ты если хочешь, можешь посидеть рядом и послушать. Тем более это и тебя касается.
Игорь поднялся с табурета и пошёл за бабкой, как привязанный. Её последние слова заинтриговали его. Может она уже начала свой рассказ о том секрете, про который говорили ему как-то тётушки?
— Ты ведь как раз сейчас живёшь там, где раньше дом этого Алексея стоял.
— Да я и понятия не имею, в чьём доме я живу.
— Вот тогда садись и слушай. Никому я этого не рассказывала, потому как нельзя было. Однако люди что-то прознали о том старом деле, и кое-кто уже до тебя приходил и расспрашивал. Только я никому ничего не говорила. Не люблю я старое ворошить. Думала, что само со временем рассосётся. А видишь ли, не рассасывается никак.
Игорь насторожился.
— Это ты о Хозяине?
— О нём сынок, о нём окаянном.
— Так что же всё-таки тогда произошло?
Баба Катя удобно улеглась на кровати и продолжила своё повествование: