— Вряд ли было в старой земле что-нибудь, что он больше любил.
— Но так любить быков! улыбнулся Лютер. — Когда я вижу корову, единственное, что я хочу, это чтобы она давала молоко. Когда я думаю о Европе и о моей деревне, я вспоминаю не коров и призовых быков, как он, а крестьянских женщин, понимаете?
— Естественно, у каждого свои воспоминания. — Закрыв буфет, она села на стул рядом с Давидом. По одну сторону стола сидел Лютер, по другую — Давид и мама.
— Точно, — сказал Лютер, — каждый помнит то, что ему больше нравилось, и я помню крестьянок. Как они там красивы! — покачал он сокрушенно головой. — Здесь никогда таких не увидишь. По всему видно, что здесь, в Бруклине, скудная почва и женщины здесь тощие. В Сорвике они растут, как дубы. У них белокурые волосы и блестящие глаза. А когда они улыбаются своими белыми зубами и голубыми глазами, кто может устоять? От этого закипает кровь. На вас никогда не действовали мужчины таким образом? — спросил он после паузы.
— Нет, я никогда не обращала на них особого внимания.
— Ну конечно, вы были хорошей еврейской дочерью. К тому же, чего стоят мужчины? Бесформенные куски мяса с носами, похожими на гороховые стручки. Их женщины вянут рядом с ними. Вы знаете, — его голос был очень серьезен, — из всех женщин, которых я знаю, только вы напоминаете мне тех девушек.
Она покраснела, откинула голову и засмеялась:
— Я? Но я всего лишь хорошая еврейская дочь.
— Я ни в чем ведь вас не упрекаю, но с тех пор, как я в Америке, я не видел женщины, которая так бы их напоминала. У них такие полные спелые губы. Так и хочется их поцеловать.
Она удивленно улыбнулась одним уголком рта:
— Бог знает, конечно, но австрийских крестьянок должно быть достаточно и в этой стране. Если они впустили евреев, наверняка впускают и словаков.
Лютер посмотрел на кольцо, которое вращал на своем пальце.
— Да, может быть. Я видел нескольких, но ни одна мне особенно не понравилась.
— Нужно еще поискать.
Лицо Лютера стало странно серьезным, морщины около его ноздрей углубились. Не поднимая головы он посмотрел на мать Давида:
— Можно, я перестану искать?
Она откровенно засмеялась:
— Не глупите, мистер Лютер!
— Мистер Лютер! — в его взгляде промелькнула досада, но потом он вскинулся и улыбнулся. — К чему эти церемонии, если вы меня уже хорошо знаете?
— Очевидно, я еще не слишком хорошо вас знаю.
Да для этого не нужно много времени, — заметил он. Его взгляд заскользил по комнате и остановился на Давиде. — Может быть, вы хотите что-нибудь перекусить?
— Нет, но если вы голодны, я могу поставить чайник.