Отправила на почте письмо, начертанное мною по пути к Гавру, в котором скрупулезно выбирала каждое слово, не будучи до конца уверена, что мне вообще стоит его писать:
«Прошу Вас, не скорбите, не сокрушайтесь по Джулиану. Живой и здравствующий, он перенесся из этого кошмара военной поры в совсем иное время и место, где сумел оправдать все свои юношеские надежды, сделавшись самым замечательным и достойным человеком, какой только ступал по этой земле; где единственное, что омрачает его жизнь, — это осознание того, что Вам довелось по нему горевать; где, кроме всего прочего, он горячо и пылко любим, так, как никогда не был любим ни один мужчина в мире, мною,
Кейт Эшфорд».
На конверте с письмом я написала адрес: «Виконтессе Честертон. Саутфилд. Англия».
Целый день я совершенно беспристрастно пыталась решить, стоит ли мне жить дальше, не лучше просто покончить с собой. В том смысле, что я осталась одна, почти без средств к существованию в самый разгар Первой мировой войны, когда впереди не сулилось ничего, кроме «испанки», сумасшедшей гиперинфляции и Гитлера в недалекой перспективе. В чем был смысл моего нынешнего существования — когда со мной не стало ни Джулиана, ни нашего будущего ребенка? Когда всё, что я знала и любила, все, кто был мне дорог, еще попросту не явились на свет? Конечно, есть небольшой шанс, что Холландер по доброте душевной попытается вернуть меня назад. Но ведь в том мире тоже не будет Джулиана! Я сделаюсь его вдовой, скорбящей миссис Лоуренс, и буду жить в окружении осязаемых напоминаний о нем, день за днем потихоньку умирая в своем доме на Манхэттене. Постепенно превращаясь в затворившуюся от всего мира богатую кошатницу. Только и всего…
Но ведь Джулиан был бы вне себя от ярости, узнав, что я покончила с собой. Это было бы как раз презираемое им всей душой самопотворство, смахивавшее на поведение Гамильтона, — и полная противоположность тому, что он так любил и ценил во мне. Ведь он-то в минуты глубокого отчаяния все же не бросился с моста! Он сделал все, чтобы преуспеть в жизни. Конечно же, он знал, что рано или поздно меня встретит, но перспектива этой встречи в первые годы казалась еще такой далекой и туманной.
А значит, мне предстояло существовать дальше, найти себя в этой жизни. Попытаться как-то применить на пользу себя и свои знания. Возможно, двадцатые годы я проведу на Уолл-стрит, накапливая кругленькое состояние, а затем, в годы Великой депрессии и следующей войны, пущу его на пособия для безработных. Чем-то же надо занять мозги. В чем-то обрести смысл жизни. Чем-то возместить то, что ради дурацкой надуманной миссии покинула поверженное тело Джулиана, оставив лишь Холландера да Эндрю Поулсона проводить его на вечный покой, отстояв у его гроба.