Боль тоже распространялась − огненные стрелы расходились от пореза, пульсируя в руке как раскаленная докрасна ось. Кисть не переставала сжиматься и разжиматься, пальцы стали как клешни, она не могла их контролировать. Хочипиль пришлось с помощью другой руки поднести рану ко рту Тецоки и смотреть, как он глотает и больше не выплевывает, мышцы его пересохшего горла жадно сокращаются.
Землю пустыни затопила какая-то тень, невидимый ветер. Воздух задрожал, как при буре, взметнулась пыль, словно развернулись желтые паруса. Крупинки песка понеслись по обсидиановым осколкам с таким звуком, словно гвоздь царапает медь; по телу Тецоки, пока его кожа не зашевелилась на ветру, пока цвет пустыни не проник в его кости, покрывая красный блеск мышц.
Его руки поднялись, как железные змеи, и притянули разрезанное запястье Хочипиль ко рту. Губы сомкнулись на ране, жадно втягивая текущую кровь, словно он ребенок на материнской груди.
Он не останавливался. Рана не закрывалась, и он пил с тихим тошнотворным чмоканьем. Каждый глоток пронзал Хочипиль болью, как удары обсидиановых лезвий.
Её мысли разбегались, становясь всё спутаннее − вот каков древний бог, берет всё, что дают; как она была наивна: разрезала запястье и ждала, что оно заживёт; кормила бога и надеялась, что он остановится...
Тени росли, собираясь под обсидиановыми осколками − и вот, в вспышке ослепительного света осколки подскочили друг к другу и исчезли.
− Довольно, − сказал Тецока. Его голос прокатился эхом, как ярость бури. − Довольно!
Он оттолкнул её − она споткнулась, стараясь удержаться на ногах и неловко зажимая пальцами рану.
Земля у неё под ногами продолжала трястись. Сквозь туман в глазах она увидела на камнях брызги крови, окружающие место, где сейчас стоял Тецока.
Он был высок, на лице лежали черные и желтые полосы, в кудрях сияли звёзды, глаза мерцали как воды подземной пещеры. У него в руке что-то блестело: зеркало, обсидиановое, как она предположила по слабой линии трещин. В нём отражался только дым, но даже с расстояния Хочипиль чувствовала жар от него, заключенную внутри силу, пульсацию такую же сильную, как и от рельсов.
И он плавно шёл к ней по песку, протягивая руку, − и единственным жестом закрыл рану у неё на запястье. Хочипиль, дрожа, пыталась удержаться на ногах, но упала на одно колено, а потом лицом вниз, и забвение поглотило её.
Ей снилось, что он отнес её на руках в тень большого камня и осторожно положил на землю, как больного ребенка. Ей снилось, что он сидит рядом, глядя в небо и плача кровавыми слезами о всех погибших древних богах − о своём брате Кетцалькоатле, который был когда-то его другом, а когда-то был врагом, а теперь заключен в машину ныне и во веки веков.