— Что тонешь ты, да?
— Угу. Будто я под водой, будто держат меня там чьи-то руки. Крепко держат. Будто мне уже невмочь, все внутри горит, распирает — воздуха вдохнуть охота. Гляжу я вверх, там солнце, деревья, и лицо чье-то будто вижу.
— Кто ж этот твой убийца?
Питер покачал головой:
— Не разглядеть. Но знаешь, Нэнс…
Он приподнялся, сел на вереске. Голос его упал до шепота:
— После сегодняшнего кажется мне, то был Шон.
— Худо так думать о ближнем!
Но Питер настойчиво продолжал:
— Я все понять не мог, с чего это он так на меня набросился. Точно убить хотел. А потом все думал, пока сидел у Джона с Аньей, избитый, точно шлётар[23]. Он знает, что я о тебе хорошего мнения, сам признался. И ежели он считает, что все беды в наших краях от тебя, весь вред, что ж, тогда… — Он откинулся назад, тронул вспухший глаз. — Тогда ему небось и пришла мысль, что тут и без меня не обошлось.
Нэнс вздохнула:
— Господь с тобой, Питер, кто на тебя подумает такое? Что ты замешан в пищоге?
— Подумают, ты меня подучила.
Нэнс вспомнился давний разговор с Кейт. Иголка, сверкнувшая в ее подоле. Как она говорила про вывороченные камни, про обход родника против солнца.
— Стоит одному на другого обиду затаить, сразу первая мысль про пищог. Чего только не подумают люди, прости их Господи!
С опаской взглянув на Нэнс, Питер выбил пепел из трубки и хотел уж вновь набить ее табаком, как вдруг замер и покосился на дверь.
— Слыхала?
Нэнс прислушалась. Звук повторился снова. Оба вытаращили глаза и переглянулись. Звук доносился со стороны долины. Женский вопль.
Казалось, его услышали все. Когда Питер и Нэнс, поспешившие на крик, добрались до проезжей дороги, по ней уже бежали мужчины. Все побросали работу, отшвырнули инструменты, оставили вожжи. Женщины выскочили из домов по Макрумской дороге, щурясь и моргая на солнце, рядом, цепляясь за материнский подол, таращили глаза ребятишки.
— Что такое?
— Ты слышал?
— Господи, нешто режут кого-то?
— С какой хоть стороны кричали?
Люди на дороге испуганно сбились в кучку. «Не выселение же, — толковали некоторые, — аренду платить еще рано». Один из собравшихся вдруг указал на бегущего к ним со всех ног мальчишку-подручного из кузницы О’Донохью: лицо перепуганное, грязные волосы облепили потный лоб.
— Помогите! — крикнул он и тут же, споткнувшись о камень, растянулся плашмя на дороге, но тотчас вскочил и помчался дальше со сбитыми коленками и размахивая руками: — Помогите!
— Говори, что случилось? — Мужчины бросились ему навстречу, ухватили за локти.
— Анья Донохью! — завопил мальчишка. — Анья Донохью горит!