У Мэри, что всю дорогу тащила мальчика, затекли руки. Непослушными пальцами она размотала платок. Явилась мимолетная мысль: что сказали бы ее родные в Аннаморе, если б видели ее сейчас, наблюдали бы, как в сумраке раннего мартовского утра она готовится лезть в воду вместе с увечным ребенком. Пищог, решили бы они, колдовство. Сняв платок, Мэри аккуратно сложила его и оставила на замшелом камне. Ее тотчас пробрала дрожь.
— Я одна пойду?
— Мы станем его по очереди окунать, — твердо сказала Нэнс. — Одна одним утром, другая другим.
— А не навредим ему?
— Да это же фэйри! — зашипела Нора. — Полезай в воду, Мэри. Поторапливайся, рассвет скоро!
Держась за низкую ветку, Мэри стала осторожно спускаться по торчащим корням.
— Погоди, не торопись! — крикнула ей Нэнс и знаком приказала вернуться. — Разденься-ка!
Мэри стояла в полумраке, крепко вцепившись в зеленую замшелую ветку, костяшки пальцев у нее побелели от напряжения, зубы выбивали дробь.
— А в одежде нельзя?
— Надо голышом!
Мэри чуть не плакала.
— Не хочу я… — прошептала она и все-таки полезла назад, вверх, сняла юбку и сорочку. Нагая, стыдливо горбясь и дрожа в предутреннем неясном свете, она глядела, как Нэнс раздевает Михяла, высвобождает из тряпья. Потом, склонившись к ребенку, Мэри бережно взяла его на руки, крепко прижала к груди, ощущая прикосновение липкой кожи к своему телу, и снова стала осторожно спускаться.
Как же хотелось вновь очутиться дома! Вдруг вспомнились те девчонки, что майским утром ползали под шиповником.
Прости меня, Господи, думала она.
Вода в реке была ледяная и темная от листьев на дне. Мэри вскрикнула от холода и тотчас глянула на женщин на берегу. Нора теребила пальцами передник. Мэри расслышала, как вдова проговорила, словно сама себе: «Это быстро».
Задыхаясь от жгучего холода, Мэри глядела на белеющее на воде отражение. Мальчика она держала высоко над водой на вытянутых руках, ноги его болтались.
— Что мне делать? — прокричала она, перекрывая шум воды. Река толкала ее, била по бедрам, и, боясь упасть, она крепко вдавливала пальцы ног в илистое дно.
— Окуни его трижды, — отозвалась Нэнс. — С головой окуни! Чтоб все тело было в воде!
Мэри взглянула на лицо ребенка. Он косил и закатывал глаза, заваливаясь на сторону и молотя рукой воздух.
Колдует, что ли, подумала Мэри и опустила ребенка в воду.
ЗАРЯ УЖЕ ЗАНЯЛАСЬ, когда Нора и Мэри взбирались вверх по склону, возвращаясь домой с реки. Даже теперь, одетая, Мэри все еще не чувствовала собственного тела. Цепенея от холода, она думала, как же, должно быть, закоченел Михял. Мальчик на ее руках затих, уткнувшись лицом ей в шею, и еле дышал.