Нора не могла сдержать улыбки, слушая эти пылкие уверения.
— Ты раньше-то в работницах бывала?
— Да, миссис. Меня этим годом на ферму, что к северу отсюда, на летний срок брали.
— И как тебе? Понравилось?
Мэри помолчала, облизнула пересохшие губы.
— Трудная там была работа.
— Ты не захотела остаться там, да?
Мэри пожала плечами:
— Я на другую ферму хочу.
Нора кивнула, превозмогая внезапную головную боль. Прежде ей не приходилось так бесцеремонно расспрашивать незнакомых девчонок. Помощников обычно нанимал Мартин. Мужчины, которых он приводил в дом, были тихими, они не боялись работы в поле, а в доме точно стеснялись: и съеживались, прижимая руки к бокам, будто боялись ими что-нибудь сломать. Ловко, одним движением очищая от шелухи картофелину, они уже искали глазами следующую. Они бубнили розарий, спали на полу и вставали еще до света. Эти мужчины — широкоплечие, с задубевшими ногтями — пахли сеном и луговыми травами и редко улыбались. Одни возвращались год за годом, другие — нет. Нанимать же работницу им с Мартином никогда не было нужды.
Нора решила повнимательнее рассмотреть девочку, и та глянула на нее в ответ — ясноглазая, зубы стиснуты от холода. Выношенное платье было ей явно мало — запястья далеко торчали из рукавов, лиф жал в плечах и спине, — но опрятное, видать чистюля. Волосы короткие, до подбородка, тщательно расчесанные, вшей не видно. Явно хочет понравиться, и Нора представила себе сырой бохан, где девочка выросла и где остались восемь ее братьев и сестер. Вспомнилась Джоанна и гадкие шепотки и слухи, что, дескать, дочь Норина побирается, просит еду у соседей. У девочки волосы как у Джоанны. И у Михяла такие же — светло-рыжие, точно летняя заячья шкурка или опавшие сосновые иглы.
— Пойдешь ко мне на зиму, а, Мэри? Дочкина сына нянчить. Сколько попросишь за полгода?
— Два фунта, — без запинки ответила Мэри.
Нора прищурилась:
— Мала ты еще для таких денег. Полтора.
Мэри кивнула, и Нора положила ей на ладонь шиллинг. Девочка проворно сунула монету в узелок и, стрельнув глазами в брата, важно кивнула, дескать, все в порядке.
Фермер, что осматривал брата, отошел прочь, так его и не взяв, и теперь парень одиноко стоял в толпе и курил. Он провожал их взглядом и в последнюю секунду поднял руку в знак прощания.
До дома Норы они шли небыстро. Показалось солнце, ярко осветившее следы человеческих ног и колеи от бесчисленных телег и повозок.
Вся округа, двинувшаяся в Килларни с рогатым скотом и домашней птицей, превратила дорогу в сплошное месиво. Грязь поблескивала на солнце.