— Ну, значит, жива-здорова.
— Вот почему к тебе я и пришел, Нэнс. Не в простом месте она лежала. На килине[14]. Возле урочища фэйри. Отсюда камнем докинуть.
Нэнс почувствовала, как волосы зашевелились на затылке. Килин был небольшим треугольным участком земли рядом с волшебным боярышником. Высокая трава там обступила торчащий столбом камень, а со всех сторон место это охраняли заросли остролиста. Камень походил на надгробие, с едва различимым изображением креста. Вокруг звездной россыпью белели камни поменьше, на месте захоронения чьих-то неведомых, никому не нужных останков. Порою жители долины хоронили на этом месте невенчанных жен, иногда — тех, кто умер без покаяния. Но большинство останков принадлежало детям, умершим еще во чреве матери. Люди приходили сюда, лишь если возникала надобность похоронить очередного некрещеного младенца.
— На килине?
Дэниел потер щетину на подбородке.
— Видишь теперь, почему я пришел к тебе? Она лежала там меж камней. Среди бедолаг этих, детишек умерших. Я подумал, что и она неживая, пока не потряс ее и не разбудил. Слыхал я, что люди, бывает, ходят во сне. Но чтоб на килинь…
— Кто знает об этом?
— Ни одна живая душа не знает, кроме брата моего Дэвида и меня. А с него я клятву взял, чтобы помалкивал. А то ведь слух пойдет быстрее, чем сборщик налогов по деревням. Тем более что у нас такие дела творятся.
— Что за дела? Расскажи.
Дэниел поморщился:
— Не знаю, Нэнс, только нехорошо у нас здесь что-то в последнее время. Коровы молока дают куда меньше. Куры — он ткнул пальцем в сторону копошившихся в соломе кур — не несутся. Люди никак не позабудут, как Мартин Лихи ни с того ни с сего вдруг отдал богу душу. Здоровый крепкий мужик — и возьми да упади на перекрестке как подкошенный. Говорят, неладно дело. Некоторые болтают, будто сглаз это. Испортили мужика, мол. Другие толкуют про подменыша. Все же знают, что у Норы Лихи младенец живет, что, когда дочь Норина померла, зять ей в корзинке дитя привез. Мы видели, как он приезжал. А после мальчика никто уж не видел, и решили мы, что он хворает. Занедужил то есть. Но Бриджид ребенка видела и говорила мне, что с ним совсем неладно.
Нэнс вспомнила: Питер говорил ей о ребенке-калеке.
— Так он не просто хворает?
— Хворать он хворает, но там дело похуже будет. Бриджид говорит, что ребеночек хилый, весь в болячках и не в разуме. Что детей таких она в жизни не видывала.
— А ты сам-то его видел?
— Я? Нет, сам — нет. Но я вот думаю, не сделали ли с ним чего добрые соседи, как раньше они с другими поделывали. А может, глаз у него дурной, так что Мартина Лихи он сглазил, а сейчас за жену мою принялся. — Дэниел сжал пальцами виски. — О Господи Иисусе, не знаю я, Нэнс…