Иерархическая лестница уходила под небеса, но каким-то диковинным образом снобизм ухитрялся устраивать состязания и на ниве извращённого, гипертрофированного демократизма. Скамейки в парках? Облик города омрачён бездомными, спящими на них? A-а, вы предлагаете поставить скамейки с разделительными поручнями, так, чтобы на них можно было сидеть, но нельзя было разлечься? О нет, бездомные могут подумать, что мера направлена специально против них, и это нанесёт удар по их самолюбию. Мы лучше уберём все скамейки в двенадцатимиллионном городе — чтобы никому не было обидно.
Общественные туалеты? Конечно, мы за. Но вы понимаете, что каждый такой туалет должен иметь въезд для инвалидной коляски? Ах, это слишком удорожает строительство, займёт слишком много бесценного городского пространства? Но наша гуманная забота об инвалидах важнее ваших мелочных расчётов. И город, принимающий каждый день миллион приезжих, стоит без скамеек и без общественных туалетов.
Оставалась слабая надежда на то, что в городском муниципалитете заседают всё же не чувствительные идиоты, а хитрые дельцы, подкупленные владельцами городских кафе и ресторанов. «Уберём скамейки и туалеты — и визитёру поневоле придётся лишний раз зайти в наше заведение. А сколько несчастных стариков не успеют отыскать на незнакомых улицах какой-нибудь «Макдоналдс», чтобы облегчить себя, — то не наша забота».
И эти наглые вездесущие граффити на стенах домов и вагонов метро.
И назойливые мойщики автомобильных окон, кидающиеся к тебе у каждого светофора.
И пробки, пробки на всех шоссе и проездах.
И сонмы машин, тщетно кружащих по улицам в поисках местечка для парковки.
И полицейские, азартно выписывающие штрафной билет в ту самую секунду, когда счётчик выбросил красный флажок.
Чужой, враждебный, презрительный город — с ним я готов был расстаться без сожалений.
Другое дело — Марина. В отличие от меня — раифской деревенщины, она была насквозь горожанкой из Петербурга. Для неё остаться без театров, музеев, манящих огоньков кафе, оживлённой толпы на улице — жертва нешуточная. Но и она готова была принести её на алтарь семейного благополучия. Тем более что чудеса компьютерной эры уже позволили ей не ездить на студию, готовить радиопередачи не выходя из дома. А для радиоволн — что десять миль от дома в Нью-Джерси, что сто пятьдесят миль от городка в Пенсильвании — разницы никакой.
Прежде чем выставить наше жилище на продажу, необходимо было его подремонтировать. Всё же за шестьдесят лет, прошедших со времени его постройки, какие-то черты одряхления неизбежно появлялись в нём. Время от времени начинала протекать крыша, и мы либо вызывали ремонтников, либо я сам лез наверх и замазывал щели специальной смолой. На белых наружных стенах возникали тёмные потёки — мне пришлось овладеть ремеслом маляра, часами стоять на приставной лестнице, орудуя кистью и валиком. Палая листва каждую осень забивала водостоки, и её приходилось выгребать вручную, одновременно сдирая и отростки вьющихся кустов, успевшие вскарабкаться на черепицу.