Видимо, правительство Екатерины недооценило силу внутреннего брожения в стране. В 1770 году оно начало войну с Турцией, и это при том, что постоянно требовались войска на подавление волнений в польских губерниях, а также на карантин для борьбы с чумой. Яицкие казаки всерьёз взбунтовались уже в 1771 году. «Они требовали отрешения чиновников канцелярии и выдачи задержанного жалованья. Генерал-майор Траубенберг пошёл им навстречу с войском и пушками, приказывая разойтись; но ни его повеления, ни увещания войскового атамана не имели никакого действия. Траубенберг велел стрелять; казаки бросились на пушки. Произошло сражение; мятежники одолели. Траубенберг был убит у ворот своего дома».[375]
Судя по материалам следственного дела, проведённого впоследствии, Емельян Пугачёв был донской казак, дезертировавший в 1772 году из своего полка, участвовавшего в подавлении польских восстаний. По возвращении домой он был арестован в своей станице, отправлен в тюрьму в Казани, но сбежал оттуда и появился на берегах Яика. Неизвестно, кому пришла в голову идея объявить его чудом спасшимся государем Петром Третьим. Скорее всего, в народной памяти хранились воспоминания о Смутном времени, когда Лжедмитрию удалось воцариться на Москве. Почему бы не повторить заманчивую авантюру с перевоплощением?
По задуманному сценарию, «спасшийся государь» не собирался претендовать на российский трон. Его целью якобы было возложить корону на наследника Павла.[376] Возможно, расчёт бунтовщиков строился на том, что при петербургском дворе найдутся тайные оппозиционеры власти Екатерины Второй, которые захотят воспользоваться шансом на её свержение и вступят в союз с мятежниками.
18 сентября 1773 года Пугачёв с тремя сотнями своих сторонников явился под Яицкий городок и потребовал впустить «законного государя». В городе началось волнение. Комендант послал против мятежников несколько сотен казаков, но половина из них тут же перешла на сторону самозванца. С этого момента он начинает захваты второстепенных крепостей, с каждым разом усиливаясь за счёт перебегавших к нему казаков, солдат, крестьян и всякого сброда.
То, что в документах и мемуарах 18-го века называлось крепостями, на самом деле представляло собой укреплённые деревни наподобие описанной Пушкиным в «Капитанской дочке». В лучшем случае они были обнесены бревенчатым тыном и рвом. Небольшой гарнизон имел на вооружении две-три пушки. Этого было достаточно, чтобы отбивать нападения кочевников. Но выдержать штурм казачьего войска, оснащённого артиллерией, они, конечно, не могли.