Мир был ошеломлён немецкими победами 1940-го года. Не сердить, не провоцировать Германию стало лейтмотивом в речах многих политических лидеров ещё не покорённых стран. Испания, Швейцария, Швеция, США строго придерживались нейтралитета. Прогерманские правительства без труда удалось сформировать в Вишистской Франции, в Норвегии, Венгрии, Румынии, Болгарии, Словакии. Военные победы выглядели самым убедительным доказательством политической и идейной правоты, толкали многие народы следовать примеру Германии.
Историки, изучающие сегодня Европу 1930–1945 годов, ищут причины победоносного шествия гитлеризма в традиционной немецкой воинственности, в мировом экономическом кризисе, в несправедливых условиях Версальского мирного договора (1919), погрузившего Германию в унизительную нищету и бесправие. Но они забывают, что в те же самые годы, на другом конце света, страна с совершенно другими традициями и другой исторической судьбой демонстрировала точно такую же необъяснимую и победную военную агрессивность. Японская экспансия даже не возглавлялась одним полновластным лидером, гениальности которого можно было бы приписать десятикратное расширение территории Империи Восходящего Солнца.
Есть ли у нас сегодня возможность приблизиться к «решению японской загадки»?
До 1945 года страна эта была настолько закрытой для объективного изучения, что политический анализ происходивших в ней изменений был почти невозможен. Лишь после капитуляции Западный мир стал осознавать, насколько его ценности и традиции были отличны от японских. Одним из первых появилось на свет исследование американки, Руфи Бенедикт, которая сумела вглядеться в характер островной нации непредвзято.
Главная разница, обнаруженная ею: если американец боготворит равенство и свободу, японец так же боготворит иерархию и сплочённость. Для него самое страшное — «потерять лицо», нарушить принятые формы поведения. Он должен точно знать, какое место ему отведено на ступеньках иерархической лестницы, кто из окружающих выше него, а кто — ниже, какими поклонами и оттенками вежливости следует демонстрировать правильное осознание своего места.
На войне предельным случаем «потери лица» считалась сдача в плен. Японского солдата даже не инструктировали, как он должен вести себя в плену, — настолько подобная возможность исключалась. Он должен был сражаться до последнего патрона, а потом взорвать себя последней гранатой, предпочтительно — вместе с врагами, неосмотрительно приблизившимися к нему. В плену оказывались лишь тяжело раненые или потерявшие сознание.