— Не пойму я, Касьян Парменыч, речь вашу, попрямей бы как, — может, и понял что.
— Так ты говоришь попрямей, — изволь и попрямей можно. Нужно, чтоб к платежу у Дракина пенька погорела, либо на фабрике пожар случился, что будет выгодней, а тогда либо на сколько все дело останавливай, либо денежки-то, что приготовил в уплату, опять в оборот пускай. Понял, что ль? А тебе только человечка подыскать верного с огоньком на склады либо на фабрику и весь труд; а за работу, уж я говорил тебе заведение открою и деньгами дам. Ты не забудь, Афанасий, — три петрушки получил… За мной еще три.
— Что уж, Касьян Парменыч, нанялся — продался, придется уж видно кончать дело.
Точно рак вареный Афонька вышел из молельни чай пить, а сидел, старика слушал в молельной, из стороны в сторону ерзал, не по себе было от слов Касьяна Парменыча ему. Ждал, когда старик скажет, и не верил, что скажет, — сам себя утешал, концу своему отсрочку делал, и подошло время. Так и подмывало наперекор старику пойти, да знал, что в конторке ореховой под бархатом черным с крестами нашитыми лежит судьба Фенички, а может, и его тоже, и ключик от судьбы этой висит за Казанскою. Заглянуть даже хотелось — на месте ли, не перевесил ли куда старый на другое место… И согласился ему помочь, не обедняет, если дома целы будут сиротские, — что ему триста тысяч?..
За чаем хозяин сидел благодушествовал, косточки перемывал соседские, и не перестал бы, если б не звонок в передней.
— Кого это бог принес?.. Да ты, Афанасий Тимофеевич, оставайся, — без тебя Василий в трактире справится.
Не ведали гостей, а пришли, любы — не любы, надо потчевать Антонину Кирилловну с братцем инженером Дракииым.
Марья Карповна встречать вышла, а старик подмигнул Афоньке:
— Ишь ты, легки на помине… Чутье у них — гончее. Поглядим, чего говорить будут, — послушаем… Вот, помяни мое слово, заговорят про деньги.
Обрадовался Афонька, что, может, что-нибудь да услышит про Феничку, — хоть несколько слов да скажут, если не Дракин, так мать не вытерпит.
Старик, будто добрый, — дела хвалил дракинские, только глаза щурились, когда смеялся, и огоньки злобные бегали:
— А здорово ты, Кирилл Кириллыч, пустил фабрику, — англичанке-то, небось, не по вкусу? А? Недовольны, что не пенькою, не сырьем, а пожалуйте канатики у нас покупать. Одного народу у тебя сколько кормится.
— Денег, Касьян Парменыч, на такое дело много нужно, — если б еще набрать полмиллиончика, осенью и в Калужской губернии можно было бы закупить пеньку, послать понадежней людей, и гони через Коммерческий, — треть внес, а две трети кредиты.