— Ну-ну, — процедил Гаврилюк. — Может и не все… Но многое. Ладно, — он снова взглянул на Петю, потом пошарил глазами по руслу ручья, скрывающемся в буреломе кустарника и махнул рукой: — Поехали, Курдюк. А ты, Петро, даже не думай туда спускаться. Понял?
Петр кивнул.
— Смотри, я тебя предупредил.
Уаз взбрыкнул, из выхлопной трубы вырвалось черное облако дыма. Через минуту он исчез за поворотом, и вся троица вздохнула с облегчением.
— Я уж подумал, заберут сейчас, — Мышкин оглянулся на Костровых, вставших рядом, потом снова посмотрел на Петю. — Ну что, уговор дороже денег. Идем, что ли?
Петя кивнул. Скажет отцу, что задержался в библиотеке на дополнительное занятие по чтению. Если не часто применять, такие отговорки срабатывали. Главное — оценки, а сегодня он получил пятерку по математике. Ни с того, ни с сего, хотя даже не рассчитывал на высокий балл. Так что, своего рода индульгенция лежала в рюкзаке.
Они перелезли через ограничительную трубу, выкрашенную в красно-белую полоску. За оградой на покосившихся железных столбах висели два ржавых знака: на одном был пловец, покоряющий волну, перечеркнутый красной чертой и надпись под ним: «Купаться запрещено» и второй, похожий на первый, только вместо пловца — черная бутылка. Буквы под ней гласили: «Распитие спиртных напитков и запрещено». Слово «запрещено» было густо замалевано черной смолой и внизу стояла приписка «разрешено». Сразу за оградой начинались городские джунгли: серо-зеленая от грязи некошеная трава, переходящая в непроходимый кустарник, обильно удобренный битым стеклом, гниющим тряпьем, мятой бумагой, россыпями сигаретных бычков. Внутри виднелись едва заметные тропки аборигенов и дикие деревья, кроны которых нависали над мрачным оврагом, по дну которого беззвучно бежал черный зловонный ручей.
Местные говорили, что лет двадцать назад на здешних берегах отдыхала половина города, тогда ручей был гораздо шире, представляя из себя чуть ли не полноводную реку — чистую и прозрачную. Сейчас же в самой широкой его части он вряд ли превышал пару метров, берега обваливались, черные корни хищных деревьев вились по его дну, всасывая гниль и отбросы свалки.
Кажется, хотя вряд ли кто скажет точно, из старожилов почти никого не осталось в живых, — именно после мелиорации части Старьковских болот река пошла на убыль, превратившись сперва в речку, а потом и вовсе в ручей и город на глазах стал хиреть, а жители озлобляться. Небольшой уютный городок с радушными людьми превратился с серый затравленный мир, погребенный под сточными выделениями.