Не важно, сколько ты работал, сколько пытался, сколько вкладывал, – ты всегда терпел поражение. Ты лузер, зачем вообще тебе пытаться?
Бен толкает его. Даже несильно, но Стефан падает на спину и ударяется головой о плитки тротуара.
Медленно, шаг за шагом, Бен подходит к нему и садится ему на грудь, прижимая своими ногами его руки к земле.
– Ну, как самочувствие? – спрашивает Бен. – А? Как самочувствие?
Он хватает Стефана за голову и немного приподнимает ее. Стефан смотрит на него потухшим взглядом.
– Как самочувствие, когда заранее знаешь, что нет шансов? – шепчет Бен. – Вдруг раз – и ничего с легкостью не получается, да? Не хочешь почувствовать себя в моей шкуре, а?
Он с отвращением отпускает голову Стефана – и она снова бьется о плитку.
– Ну? – кричит он. – Как? Больно?
Он поднимает правый кулак, на секунду задерживает его в воздухе – и обрушивает на лицо Стефана.
– А сейчас?
Потом бьет левым кулаком:
– А сейчас?
Стефан лежит под ним. Неподвижно. Не сопротивляясь. Лицо занемело от боли, но он даже не пробует издать какой-нибудь звук.
Удар кулаком справа.
– А сейчас?
И слева.
– А сейчас – больно?
Справа.
– Да?
Справа – слева – справа…
Сопротивляться бесполезно. Такие уж у меня гены. Бей меня. Прихлопни меня. Ведь даже покончить с собой я не сумел.
Ни таблетками, ни с помощью пистолета, который я принес в уборную в армии – и направил на себя. С моста в Лондоне я тоже не прыгнул. Даже достойно покончить с собой я не смог.
Но это не я! – кричит кто-то внутри Стефана. – Это произошло не со мной! Все это было не со мной! Это не я! Сопротивляйся! Подумай о чем-нибудь другом! Найди способ отличить то, что делал ты, от того, что делал не ты!
В голове у него проносятся картинки. Светловолосый парень держит его за глотку и орет, чтобы он не смел доносить, как все остальные списывают на экзаменах; бизнес разваливается, после того как ему не удалось завязать с азартными играми; лицо его дочери исчезает в окне горящего дома за дымовой завесой, пока он, не в силах ничего сделать, выкрикивает ее имя; он лежит в заброшенном подвале, его рука перетянута жгутом, в вене – игла, а вокруг койки бегают мыши; из соседней комнаты на него орет жена, а он свернулся калачиком под кухонным столом, не в силах заставить себя встать – и устоять под градом ее упреков.
Он чувствует пустоту внутри. Как в ту тысячную долю секунды, когда в финальном поединке, на глазах у миллионов зрителей, он получил нокаут, – и еще до того, как противник прижал его голову к арене, в его сознании навечно отпечаталось одно слово: Поражение.