Через год, за который никто не сказал ему ни слова, он перестал ходить в фитнес-клуб. Продолжал бегать по утрам по берегу моря или по парку, расстилал на кухне коврик и делал упражнения.
Телесные мускулы гораздо проще качать, чем духовные. Упереться во что-нибудь – и вперед. Но что делать с тем, что внутри, когда нет ни одной прочной вещи, на которую можно опереться?
Что делать, когда ты не веришь ни во что, когда ничто тебя не поддерживает, у тебя нет друга или партнера, в любви которого можно быть уверенным, нет страсти, которая толкала бы тебя вперед, ничего абсолютного? Куда податься, за что уцепиться, когда все относительно, изменчиво и подвижно, как корабль? Когда все – зыбкий песок, который проваливается у тебя под ногами, когда ты живешь лишь по инерции, – за что держаться?
Он попробовал понять самого себя, открыть себя слой за слоем, ломтик за ломтиком или хотя бы последовательно изучить этот мир. Иногда он признавался себе: попытка понять жизнь путем изучения всевозможных фактов о мире не была особенно удачной. Но он продолжал надеяться, что инстинкту, который вроде бы должен быть у всех, – двигаться к счастью – можно научиться, если хорошенько изучить мир. Раз в год-два он решал «вылезти наружу», «запачкать руки грязью жизни», но каждый раз отступался за минуту до того, как выйти из замка своей души, возвращался к тому, что было ему знакомо, к привычному жизненному укладу.
Иногда, впрочем, он узнавал что-нибудь, что освещало какой-нибудь уголок в его жизни. Например, как-то раз он прочитал статью о ките-одиночке. Где-то там, в толще вод Тихого океана, оказывается, плавает себе туда-сюда кит, которого ученые называют «пятьдесят два герца». Все остальные киты поют друг другу на определенной частоте, от пятнадцати до двадцати пяти герц, – а этот кит почему-то поет на частоте в пятьдесят два. Ни один другой кит ему не отвечает, никогда, – и он плавает так по океану десятки лет, без стаи, поет непонятно кому и не получает ответа.
Он вспомнил, как дочитал эту статью, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Может быть, в этом дело? Может быть, и он вещает на своей собственной частоте, говорит на языке, которого не знает ни один другой кит?
Мы все, в сущности, киты-одиночки. У каждого – своя частота.
Перед тем как открылась дверь, он сидел на раскладушке в подвале под слабым неоновым светом и возвращался к этим знакомым мыслям. Чувствовал, как они появляются в его мозгу – и исчезают. Осколки раздумий, о существовании которых никто, в том числе он сам, больше не вспомнит – даже завтра утром. Трагедия потерянных мыслей. Миллионы легких ощущений и высказываний, тонких, как капилляры, не умеющих толкаться и незаметно исчезающих навсегда. Кто знает, сколько умных мыслей стали пустотой только потому, что рядом с ним в постели нет никого, кому бы он смог прошептать их на ушко – и тем дать им жизнь за пределами жестокого ускользающего мгновения.