Вдоль стены шли две женщины в паранджах, зеленой и розовой, ахнули, прижались к дувалу. Мальчик в красной шапочке, гнавший прутиком овец, вскрикнул, и овцы, плеснув комочки пыли, кинулись врассыпную. Синяя головка увенчивала плоскую, похожую на сарай мечеть. У входа стояли два старца, чернобородый и сивый, оба отпрянули, скрылись в дверях.
— Стоять! — крикнул в люк Мокеев, оглядываясь, успевая заметить шест, на котором висела плетеная клетка и в ней перепархивали пестрые птички. — За мной! — махнул рукой, зная, что сметает этим жестом солдат с брони. Спрыгнул, кинулся к дувалу, в который была вмурована деревянная зеленая дверь. — Вперед! — прижался спиной к стене, видя, как вторая машина проскочила дальше к мечети и солдаты, мелькая в пыли, занимают оборону. — Лобанов, толкай!
Сержант упруго, мощно, превращаясь в твердый толкающий таран, ударил с разбега в дверь. Выбил ее внутрь, проваливаясь вслед за зелеными щепками в солнечное нутро двора. В этот солнечный, наполненный трухой и пылью проем прыгали солдаты. Мокеев, пропуская их вперед, поворачивал автомат, готовый огрызнуться очередью.
Вбежал во двор. Утоптанная, в соломе, в сухих кизяках земля. Какое-то корыто с водой. Какое-то тряпье. Засаленный, грязный таган. Мужчина, высокий, сутулый, с обвислыми усами, держал в руках охапку сушняка. Старик в грязноватой, неопрятной чалме сидел в тени, распушив бороду, распустив по земле складки линялых одежд. Мальчик, круглолицый, в пестрой рубашечке, бежал через двор, держал палочку с какой-то бумажной вертушкой.
— Всех! В "бэтээр"! — прохрипел Мокеев, успевая разглядеть резные колонки дома, трещины в глинобитной стене, прихожую, в которой что-то мерцало, посуда или украшения. — Кончай возню!.. Быстрей!..
Солдаты схватили старика, мужчину с дровами, ловили за рубашку мальчишку. Толкали, волочили, понукали. И мужчина, роняя сушняк, что-то выкрикивал. Старик, спотыкаясь, вытягивал вперед костлявые руки. А мальчик, не выпуская игрушку, тонко, высоко заверещал. Но их уже проталкивали сквозь выбитую калитку, подтаскивали к транспортеру, вгоняли, вбрасывали в бортовой люк, где теснились, сжались, как скомканные бумажные цветы, две женщины в паранджах, в розовой и зеленой.
— Хорош!.. Закругляйся!.. Вперед! — командовал Мокеев, сигналя рукой замполиту на втором "бэтээре". — Я им, сукам, покажу Пакистан!
И когда разворачивались по солнечно-пыльной дороге, вовлекая в свое движение вторую машину, мимо дувала с разбитой калиткой, мимо шеста, на котором в клетке пестрели, скакали птички, мимо синей луковки минарета, с противоположной стороны из-под плоской кровли ударила очередь. Пули лязгнули по броне, и Лобанов, охнув, согнулся, его автомат канул в люк.