Все же сделав несколько шагов, я остановился.
С мощной глыбы, свисающей над резко уходящим вниз дном, можно было всмотреться в океанскую бездну... Мутноватые пленки, солнечные блики, смутный лес водорослей, как инеем покрытых бесчисленными белесыми пузырьками... И что-то огромное... бурое...
Я отпрянул.
Что-то медленно колеблющееся... пытающееся всплыть...
"Нет! Не живое!" - обрадовался я. Похоже, затонувшая давно шхуна... Обросла водорослями, палуба как лужайка, вон из люка всплывает стайка рыбешек...
- Начальник! - умолял Серп. - Вернись! Я же ничем не смогу тебе помочь! Я слабый!
От его полушепота, от кружащих голову бездн, от смутных бликов, отсветов, отражений, дикий холодок тронул мне спину, уколол корни волос...
Пусто. Душно. Тревожно.
Ободранные короткие пинии торчали над нами, как вымахавшие под небо кусты укропа.
- Начальник, слышь! Уйди от воды!
...Вверх не вниз, сердце не выскочит!
Отдышались мы на плече кальдеры. Ловили запаленными ртами воздух, не смотрели друг на друга. Чего, правда, испугались?
Но сивуч!
Отдышались.
Сказкин пришел в себя, заметил небрежно:
- Вот вид, да?.. Я бы за такое содрал с Агафоши не кастрюльку, а мешок сухофруктов!
Он был прав.
Глубоко дыша, я всматривался в открывшиеся перед нами просторы.
Правильной круглой формы, как выжженный автогеном, лежал перед нами колоссальный цирк, заполненный столь прозрачной водой, что мы угадали ее присутствие только по белой кайме наката, да по темной, спроецированной в глубину, тени плывущего одиноко бревна.
Замерев, забыв о закушенной в зубах папиросе, Серп Иванович сунул зажженную спичку обратно в коробку. Через секунду спички взорвались. Сказкин вскрикнул и отскочил от кромки провала - коробка, оставляя дымный след, ушла под отвесный обрыв.
- Во! - восхитился Сказкин. - Весь нервный стал, а все равно нравится!
Он имел в виду окружающий нас пейзаж.
Гигантские клешни мысов почти смыкались на Камне-Льве, торчащем в узком проливе, соединяющем кальдеру с океаном. Островок и вправду походил на гривастого льва. Это сходство так потрясло Сказкина, что он промычал:
- К пяти вернемся - скажу Агафоше: _к_о_з_е_л_! Жизнь прожил, а настоящей красоты так и не увидел!
Он успокоился, сел в траву, перемотал портянки. Покатые его плечи быстро двигались, - слабые, чешущиеся задатки будущих крыльев. К Львиной Пасти Сказкин теперь сидел спиной. К Львиной Пасти, как ни была она красива, Сказкин уже привык. Львиная Пасть Сказкина больше не интересовала. Из-под ладони он высматривал вдали домик Агафона Мальцева.