14 сентября. Наполеон пребывает в хорошем настроении. Задавал много вопросов о лошадях, выигравших заезды, о том, как мы тренируем скаковых лошадей; сколько я выиграл или проиграл, а также о присутствовавших на скачках женщинах. «Вчера у вас была большая вечеринка, — продолжал он, — сколько бутылок вина у вас стояло на столе? Вы выпили, ваши глаза выглядят пьяными, — последнюю фразу он произнёс на английском языке. — Кто обедал с вами?» Среди других моих гостей я упомянул капитана Уоллиса. «Что? Это не тот ли лейтенант, который был с Райтом?» Я подтвердил это. «Что он говорит о смерти Райта?» Я ответил: «Он подтверждает свою уверенность в том, что Райт был убит по приказу Фуше для того, чтобы Фуше смог снискать ваше расположение. За семь или восемь недель до его смерти Райт сообщил Уоллису, что он ожидает, что его, как и Пишегрю, убьют. Поэтому Райт просил Уоллиса никогда не верить тому, что совершит самоубийство. За четыре или пять недель до своей смерти Райт сообщил Уоллису, что с ним стали обращаться лучше, ему позволили подписаться в библиотеке и получать газеты».
Наполеон ответил: «Я бы никогда не позволил, чтобы Райта казнили по приказу Фуше. Если бы Райта казнили тайно, то это было бы сделано по моему приказу, а не по приказу Фуше. Фуше знал меня слишком хорошо. Он прекрасно понимал, что если бы он попытался казнить Райта, то я сразу же повесил бы его. По собственным словам этого офицера, Райт не был заключён в одиночную камеру, так как он заявляет, что виделся с ним за несколько недель до его смерти и ему разрешали получать книги и газеты. Итак, если бы разрабатывался план казнить его, то тогда бы его поместили в одиночную камеру за несколько месяцев до его казни, чтобы люди привыкли к тому, чтобы не видеть его какое-то время. Но почему не допросить тюремщиков и надзирателей? Если бы смертная казнь Райта действительно имела место, то Бурбоны могли бы доказать это. Да и сами ваши министры не верят в это.
Что именно я предполагал сделать с Райтом, мне сейчас трудно сказать. Насколько я могу вспомнить, существовала идея отдать его под военный трибунал за то, что он высаживал на берег Франции шпионов и убийц. В этом случае приговор был бы приведён в исполнение в течение сорока восьми часов. Что именно разубедило меня сделать это, я не могу ясно вспомнить. Если бы я оказался во Франции в настоящее время и произошёл бы аналогичный случай, то я написал бы следующее письмо английскому правительству: «Такой-то ваш офицер был отдан под суд за то, что он высаживал на моих территориях бандитов и убийц. Я приказал отдать его под военный трибунал. Он был приговорён к смертной казни. Приговор был приведён в исполнение. Если кто-либо из моих офицеров, находящихся в ваших тюрьмах, виновны в совершении подобного преступления, то судите его и казните его. На это вы имеете мое полное разрешение и молчаливое согласие. В дальнейшем, если вы обнаружите кого-либо из моих офицеров, высаживающих на вашем берегу убийц, то без промедления расстреливайте такого офицера».