Если бы я, к несчастью, — продолжал Наполеон, — обладал подобной физиономией, то весь мир поверил бы клеветническим утверждениям обо мне. «Посмотрите, — они бы сказали. — Вы только посмотрите на лицо этого злодея. На лице этого чудовища можно увидеть печать убийств Райта, Пишегрю и тысячи других людей».
18 декабря. Письмом от майора Горрекера я был вызван в «Колониальный дом». Поскольку читатель, должно быть, уже питает отвращение ко всем подробностям поведения губернатора, который использует своё положение для того, чтобы оскорблять и унижать офицера, младше его по званию, так как последний отказывается быть его шпионом, то я не стану утомлять читателя дальнейшим описанием того поведения, которое губернатор позволил себе по отношению ко мне. Я лишь скажу, что мои ответы на его допросы и мои отказы раскрывать содержание моих бесед с Наполеоном привели к тому, что со мной стали обращаться ещё более безобразным образом, чем 18-го числа прошлого месяца. Выгоняя меня из кабинета, губернатор следовал за мной, посылая ругательства в мой адрес и угрожая мне чуть ли не рукоприкладством.
После этой сцены мне был дан приказ вновь являться на допросы в «Колониальный дом» дважды в неделю.
27 декабря. Получил письмо от майора Горрекера, сообщавшее мне, что вчера меня ждали в «Колониальном доме» и что мне приказано явиться туда сегодня. Приехав в «Колониальный дом», я встретил там г-на Бакстера, которому я сообщил после краткой беседы о состоянии болезни Наполеона и о моём окончательном и твёрдым решении никогда вновь не являться на доклад к губернатору в «Колониальный дом» и не разговаривать с ним, где бы то ни было, если вновь повторится то скандальное обращение со мной, которому я был подвергнут 18 декабря. Это было моим твёрдым решением, независимо от того, каковы бы ни были его последствия.
1 января, 1818. Состояние здоровья Наполеона сегодня почти же такое, как и вчера.
Наш разговор коснулся книги г-на Хобхауза, которая, как уже об этом говорилось, была выслана Наполеону, но сэр Хадсон Лоу задержал её у себя. Я сказал, что случайно эту книгу увидел в библиотеке сэра Хадсона один человек, который и сообщил об этом ему (Наполеону). «Это просто глупость со стороны губернатора, — заявил Наполеон, — после того, как он незаконно оставил книгу у себя, держать её на видном месте, чтобы любой человек мог увидеть её.
Во времена кардинала Ришелье один вельможа, ожидавший приёма у кардинала, чтобы попросить у него содействия по деловому вопросу, был, наконец, приглашён в личный кабинет кардинала. В то время, когда они беседовали, доложили о приезде к кардиналу одного весьма значительного лица, который вскоре появился в личном кабинете кардинала. После беседы с Ришелье этот новый посетитель откланялся, и кардинал, в знак уважения к нему, проводил его до кареты, забыв, что он оставил в своём кабинете пришедшего ранее вельможу. Вернувшись в свой кабинет, Ришелье позвонил в колокольчик и что-то прошептал на ухо вошедшему своему личному секретарю. Затем Ришелье очень вежливо переговорил с пришедшим вельможей, проявив при этом искреннюю заинтересованность к его делам, и, побеседовав с ним еще немного, проводил его до двери, пожал ему руку и очень дружески попрощался с ним, заявив, что тот может быть совершенно спокоен, поскольку он (Ришелье) принял решение помочь ему. Бедняга покидал кабинет Ришелье, в высшей степени удовлетворённый оказанным ему приёмом, рассыпаясь в благодарностях кардиналу. Но, как только он вышел из дверей кабинета, он тут же был арестован, ему запретили с кем-либо говорить и его в карете переправили в Бастилию, где его тайно содержали в течение десяти лет.